Людмила и Валерий Демины

ХУДОЖНИК  И  ЕГО  СОСЕДКА

Сценарий художественного фильма

Москва, 2017 г.

В сценарии используются картины художника и писателя Юрия Петкевича, которого авторы предлагают творческой группе будущего фильма в качестве   главного художника .

ДВУХМЕСТНОЕ КУПЕ. ЯСНЫЙ ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ.

За окном вагона почти бесшумно проплывают пейзажи милой комфортабельной Европы.

В купе двое молодых людей – он и она – сидят друг против друга, руки, поставленные локтями на откидной столик, сплетены вместе. Смотрят за окно, молчат. Им хорошо молчать вместе.

Наконец, потихонечку начинают говорить, не отрываясь от созерцания пейзажа.

ВИТАЛИЙ. Где-то я читал: любовь – это не когда смотрят друг на друга, а когда смотрят в одну сторону…

ЗИНА. Ну вот, после таких слов мне и посмотреть на тебя нельзя будет – обвинишь в нелюбви! Ну, иногда, краешком глаза можно? (Косится на него.)

ВИТАЛИЙ. Только краешком!

ЗИНА. А я тебя всё равно в отражении вижу!

ВИТАЛИЙ. Я тебя тоже. Это можно…  Как ты здорово придумала, не на самолете в Париж лететь, а поехать на поезде…

ЗИНА. Просто я обожаю поезда, вот так сидеть и смотреть в окно…

ВИТАЛИЙ (продолжая созерцать пейзаж). Смотри, натуральная Европа! Коровки – как на обложке шоколада, только живые. (Поднимает со столика смартфон и вкладывает его в их сплетенные ладони, созерцая в видоискатель идиллический пейзаж.) Так уютно загнивать просто нечестно! (Звучок смартфона извещает, что снимок сделан. Виталий перемещает смартфон ближе к ней.)

ЗИНА. Да-а-а, а у нас… (Теперь уже она заглядывает в видоискатель.) Красиво! Прям завидки берут.

ВИТАЛИЙ. Не переживай – у нас скоро еще лучше будет! (Звучок смартфона извещает о новом клике.)

ЗИНА. Хочется верить. (Отстраняется от видоискателя.  Продолжая смотреть в окно, обдумывает что-то.) Конечно, все идет к лучшему! Разве наши родители могли мечтать о таком свадебном путешествии, как у нас: купе на двоих, Париж, Версаль, замки Луары…

ВИТАЛИЙ. Ты ведь хорошо знаешь Париж? – проходила там практику…

ЗИНА. Да, и папа мне много о Париже рассказывал.

ВИТАЛИЙ. Он вроде долго жил в нем?

ЗИНА. Четыре года. Вообще-то я придумала тебе одну историю рассказать. Про своих родителей. Провести тебя по папину маршруту…

ВИТАЛИЙ. «…по папиному маршруту»? Звучит интригующе! А еще что придумала?

ЗИНА. Придумала – смотреть на тебя! И не в отражении, а так! (Смотрит на него.) Это измена?

ВИТАЛИЙ (тоже смотрит на нее). Предательство и преступление – виновная приговаривается к поцелую! Приговор приводится в исполнение… немедленно…

Они целуются. Камера видит их поцелуй в отражении окна, мимо которого продолжают, сменяя друг друга, нестись пейзажи красивой «нечестной Европы»…

ПАРИЖ. МОНМАРТР. ВЕСНА. ДЕНЬ.

 Город утопает в цветах. Цветет  всё: магнолии, камелии, мимозы…

Виталий и Зина, взявшись за руки, гуляют среди художников по площади Тертр.

ЗИНА (останавливаясь недалеко от одного из художников, который рисует с натуры женщину). Вот так и мой папа здесь работал – рисовал с натуры. Когда уже не было денег даже на хлеб.

ВИТАЛИЙ. Не удалось ему завоевать Париж, да?

ЗИНА. Зато Париж завоевал его. Он бы погиб в нем, если бы не мама, вернее, не ее портрет. Это такая мистическая история…

ВИТАЛИЙ. Даже мистическая?! Ну, рассказывай, ты же знаешь, как я люблю тебя слушать.

ЗИНА. Боюсь, что эта мистическая история интересна только мне – ведь это история моего отца и матери, и на самом деле в ней ничего особенного… Никаких привидений не жди…

ВИТАЛИЙ (перебивает). Я, наоборот, считаю, что это самые интересные истории – про родителей, дедушек с бабушками, прадедушек с прабабушками и далее везде –  до Адама и Евы… Ты в курсе, что Бог сотворил человека как семью? – мужчина, женщина и ребенок, и вся история всего человечества – это по существу история семей?

ЗИНА. Круто! (Пылко целует его.) Мне так нравится, что у меня муж – такой продвинутый… (цитирует с гордостью) «специалист по анализу данных», «выявить сегмент», «провести кластерный анализ…»…

ВИТАЛИЙ (пораженный). Как ты всё это запомнила? (Целует ее. Вдруг спохватывается) Видеофиксация, а то не поверят! (Извлекает смартфон из кармана.) Повтори: «выявить сегмент»!..

ЗИНА. Я уже всё забыла! (Мягким жестом отправляет смартфон обратно в его карман.) Помню только, что мой муж – очень продвинутый… (придуряется) …или кластерный… классный, вот! Всё время приговаривает меня к поцелуям.

ВИТАЛИЙ (все еще держит ее в объятиях). Станешь тут продвинутым! Знаешь, что мне подкинули в нашем Центре перед свадьбой? Обработать массивы социологических данных по проблемам семьи и демографии! Представляешь?

ЗИНА. Не-а! (После паузы повторяет, как бы запоминая.) «По проблемам семьи и демографии…» Надеюсь, у нас с тобой таких проблем не будет!

Они идут сквозь праздничную нарядную молодую толпу гуляющих, мимо художников, на глазах у  зевак, рисующих портреты…

ОЖИВЛЕННЫЕ УЛОЧКИ МОНМАРТА. ДЕНЬ. (Продолжение сцены).

ВИТАЛИЙ. Ну, так в чем же твоя история?

ЗИНА. С чего бы начать…   Папа родился и жил в Нижнем Новгороде. Но тогда он назывался – Горький… Знаешь, там есть такое место на высоком берегу – чем-то похожее на это…

БАЛЮСТРАДА У БАЗИЛИКИ САКРЕ-КЁР. ДЕНЬ. (Продолжение сцены).

Они подходят к балюстраде у собора Святого Сердца, перед ними открывается вид с высокого холма на город, лежащий внизу…

ЗИНА. Такая же большая лестница и потрясающий вид вдали…

ГОРЬКИЙ. НАГОРНАЯ ЧАСТЬ ГОРОДА. ЛЕТО. ДЕНЬ.

Возникают  кадры советского ретро конца восьмидесятых: Нижний Новгород, большой красивый город, балюстрада набережной на высоком берегу Волги.

Чкаловская лестница, рядом древние стены городского кремля…

Камера по площади Минина приближается к центральной улице города, в те времена ее называли «Свердловка», и останавливается напротив четырехэтажного дома довоенной постройки, утопающего в зелени высоких тополей.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает рассказ). Папе тогда было уже под сорок, а у него не было никого и ничего, кроме его кистей и холстов. Наконец, он получил небольшую комнату в коммунальной квартире. Ты знаешь, что такое коммунальная квартира? Это когда в одной квартире живут несколько семей…

Появляется название фильма:

             ХУДОЖНИК И ЕГО СОСЕДКА

ГОРЬКИЙ. КОМНАТА В КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЕ. ДЕНЬ.

Широкие уверенные мазки кисти ложатся на натянутый холст. Всей картины пока не видно, но сочетание красок радует глаз.  Художник отходит от холста – и теперь мы видим его. Это Леонид Плотов, коренастый жилистый мужчина лет сорока, некрасивый, но с твердыми чертами мужественного лица. Какое-то время он смотрит на картину: взгляд хороший – внимательный и пытливый.

Теперь и мы можем рассмотреть картину. Грубыми мазками изображен темный лес, река, над рекой деревянный мост, очень неустойчивый, так и кажется, что он сейчас обвалится. На мосту танцующие фигурки, мужчины и женщины, их силуэты едва обозначены.

Вдруг за дверью раздается звук падения чего-то громоздкого и громкий детский рев, и тут же слышится раздраженный женский голос.

ГОЛОС НОННЫ. Господи, кто это здесь наставил столько барахла?!.. Да перестань реветь, подумаешь, коленку ударил!.. Нет, вы только посмотрите, вчера, как проклятая, делала генеральную уборку и – вот тебе – посреди коридора устроили помойку! Приходишь с работы усталая…

ГОЛОС ТАТЬЯНЫ. Тише ты! Это новый жилец. Еще не успел убрать…  Только что въехал…(Раздается требовательный стук в дверь.)

Леонид открывает дверь. ПРОСТОРНЫЙ КОРИДОР. ТУСКЛЫЙ СВЕТ. (Продолжение сцены).

Перед Леонидом стоят две женщины и мальчик лет семи. Татьяна, молодая, здоровая, беременная уже на последнем сроке, и Нонна, примерно ровесница художнику. Если бы не уголки уныло опущенного рта и не застарелая печаль в глазах ее можно было бы назвать красивой.

ЛЕОНИД. Простите, пожалуйста. Мне надо было срочно дописать картину, к тому же я не знаю, куда у вас тут выносят мусор… Давайте познакомимся. Леонид Плотов. (Протягивает руку, но не понимает, кому ее надо вручить.)

МАЛЬЧИК (первый протягивает ему свою руку). А я Саша Лапаев.

ЛЕОНИД (улыбнувшись). Очень приятно.

Тут же из соседней комнаты выныривает другой мальчик, года на два постарше первого.

ВТОРОЙ МАЛЬЧИК. А я Женя Лапаев. (Протягивает руку.)

ЛЕОНИД (пожимает ему руку). Очень приятно.

ТАТЬЯНА (кивает на Нонну). А это  Нонна… Николаевна, мама Жени и Саши и ваша соседка. Я-то с семьей сегодня выезжаю. Освобождаю две комнаты… смежные, так что у вас будут еще соседи. Надеюсь, хорошие.

ЛЕОНИД (Нонне). Очень приятно. Еще раз простите – я уберу…

НОННА (устало). Очень приятно. Дети! На кухню – кушать. (Уходит с детьми.)

ТАТЬЯНА (Леониду). Можно войт? (Опасливо оглядывается на уходящую Нонну.)

ЛЕОНИД (Пропускает ее вперед.) Пожалуйста. (Закрывает за собой дверь.)

КОМНАТА ХУДОЖНИКА. (Продолжение сцены). 

Татьяна с любопытством оглядывается.

Вещи еще не разобраны, мебель сдвинута в один угол, только мольберт с холстом и краски вокруг него расположились в относительном порядке.

ТАТЬЯНА (доверительно). Вы не сердитесь на Нонну, она замечательная женщина. Вдова, одна воспитывает  двух сыновей. Умница, а какая начитанная… Библиотекой заведует. Вдобавок чистюля необыкновенная – так вычистит унитаз, что из  него воду можно пить!

ЛЕОНИД. Да я не сержусь, с чего вы взяли?

ТАТЬЯНА. Вот и хорошо. Я вижу, вы интеллигентный человек… художник. Можете понять…

ЛЕОНИД. Что понять?

ТАТЬЯНА. Просто у нас тут беда,  как ком на голову, свалилась…

ЛЕОНИД. Беда? Какая беда?

ТАТЬЯНА. Понимаете, мне вдруг как многодетной дали отдельную квартиру, я переезжаю… А очередь Нонны, наверное, лет через пять подойдет… ну, на отдельную квартиру…

ЛЕОНИД (насмешливо). Это, конечно, беда!

ТАТЬЯНА. Нет, беда не в этом… Понимаете, в этой комнате жила чудесная старушка, пусть земля ей будет пухом (крестится). Она внезапно умерла…

ЛЕОНИД. И вы хотите сказать, что она является по ночам в качестве привидения…

ТАТЬЯНА. Типун вам на язык!.. Мы очень хорошо все вместе жили, как будто одна семья. Марфа Алексеевна и за детьми присмотрит, и уроки с ними сделает…  А мой муж все хозяйство под контролем держал, вы потом сами убедитесь, в каком порядке у нас сантехника и электропроводка…

ЛЕОНИД. И в чем же беда? Пока я ее не вижу.

ТАТЬЯНА. Господи, какой вы непонятливый! Мы жили одной семьей, Нонна была как моя старшая сестра, а Марфа Алексеевна как наша мама, а дети все тоже дружили… И вот сейчас… Вы тут – чужой человек…

ЛЕОНИД. И что вы мне предлагаете? Бродяжничать?

ТАТЬЯНА. Да нет же! (Сквозь слезы).  Любить Нонну. Неизвестно, кого еще вам подселят в мои комнаты. Может, придется защищать ее от них…

ЛЕОНИД. По-моему, надо, наоборот, от этой Нонны защищаться.

ТАТЬЯНА (строго).  Не ерничайте!.. Но самое главное… (С трудом преодолевая себя.) Понимаете, у нее после смерти мужа на нервной почве бывают панические атаки…

ЛЕОНИД. Что!? Какие еще «панические атаки»? Вы меня пугаете!

ТАТЬЯНА. Просто иногда по ночам она просыпается от какого-то ужаса, и ей становится так плохо, что она может выскочить на улицу и попасть под машину или взбежать на чердак и броситься вниз с крыши дома…

ЛЕОНИД. У каждого человека есть право на жизнь и на смерть.

ТАТЬЯНА (долго смотрит на него). Вы что, чурбан? А еще художник!  (Сухо). Я все сказала.  Пойдемте, я вам покажу ваш угол на кухне.

Леонид сокрушенно мотает головой, берет грязные кисти и выходит следом за ней.

КОММУНАЛЬНАЯ  КУХНЯ. ДЕНЬ. (Продолжение сцены).

Кухня уютная, просторная, очень чистая. Посреди большой круглый стол, за которым Нонна кормит ужином своих сыновей.

ЛЕОНИД. Приятного аппетита.

НОННА (мрачно). Спасибо.

ТАТЬЯНА. Этот замечательный круглый стол придумала и поставила Нонна. Знаете, что такое круглый стол? Он же всех соединяет.  Даже на международном уровне. (Ностальгически.) Сколько потрясающих вечеров было проведено за ним, правда, Нонна? (Та молча кивает головой.) А вот это столик Марфы Алексеевны. (Леониду.) Можете им воспользоваться.

ЛЕОНИД. Да мне вообще никакого столика не нужно, я могу и не выходить на кухню. Где здесь можно помыть кисти?

ТАТЬЯНА (кивнув на раковину). Вон там… Между прочим, в столе  посуда осталась. Марфа Алексеевна была сама доброта. И даже после своей смерти она как бы одаривает!

ЛЕОНИД. Мне ничего не нужно…

В дверь квартиры раздается звонок.

НОННА (тревожно). Кто это? Никто не должен!

ТАТЬЯНА (с досадой). По-моему, это новые жильцы – смотреть квартиру. (Выходит открыть дверь.)

Какое-то время в кухне стоит тишина, Леонид моет кисти под краном, Нонна сосредоточенно делает бутерброды для детей.

Но, когда в проеме кухни появляется  сначала огромная собака, а потом мелькают люди, и Нонна, и Леонид, поддавшись невольному любопытству, двигаются в коридор, за ними выскакивают из-за стола и мальчишки.

КОРИДОР. (Продолжение сцены).

Собака с радостным  лаем сначала бросается на Нонну, она страшно вскрикивает, и собака тут же переключается на мальчиков и начинает радостно прыгать вокруг них и лизать их личики.

ПОСЕТИТЕЛЬ (грузный мужчина средних лет). Да вы не бойтесь. Рекс у нас самая добрая собака, она в жизни никого не трогала. Ну, где тут у вас наши комнаты?

Татьяна, несколько ошеломленная таким нашествием, открывает двери. Мужчина пропускает вперед свою такую же грузную спутницу.

ТАТЬЯНА. Мы еще не вывезли  все вещи, сейчас муж приедет и заберет все это. (Она указывает на несколько ящиков, стоящих в углу.)

ПОСЕТИТЕЛЬ (с удовольствием, спутнице). Смотри, Верочка, какие светлые комнаты…

СПУТНИЦА. И вид из окна такой хороший. Я люблю, когда деревья смотрят в окно.

ПОСЕТИТЕЛЬ. А для Рекса-то как хорошо: первый этаж – и сразу сквер!

СПУТНИЦА. Да, выгуливать – никаких проблем!

НОННА (только сейчас приходит в себя от испуга). Я надеюсь, что собака будет спать в ваших комнатах, а не в коридоре…

СПУТНИЦА. Вообще-то она привыкла спать в коридоре у входной двери.

ПОСЕТИТЕЛЬ. Вы еще будете рады, что у вас появился такой сторож. Кстати, где Рекс? Рекс! Рекс!

Мужчина стремительно проходит на кухню, за ним  следом все остальные.

КУХНЯ. (Продолжение сцены).

Собака, опираясь лапами о край стола, поедает бутерброды, которые Нонна делала для своих детей.

ПОСЕТИТЕЛЬ (добродушно). Рекс, так нельзя. Надо спрашивать разрешения. Ты же у меня воспитанная собака, что ты творишь?.. (Оттаскивает собаку от стола.) Ну, хоть скажи спасибо, чей это стол? (Смотрит на Нонну.)

НОННА (потрясенно). И что – это будет так всегда?

ПОСЕТИТЕЛЬ (доброжелательно).  Я думаю, вам лучше всего кушать в своей комнате, и холодильник туда же поставить. И вам будет спокойно, и нам.

НОННА (впадая в истерическое состояние). Вы что говорите?! Вы думаете, что вы говорите?! Мы живем втроем на пятнадцати метрах, и туда я еще должна впихивать кухонный стол и холодильник, а вы, мало того, что занимаете две комнаты, вы еще забираете у меня кухню…

ТАТЬЯНА. И, между прочим, еще коридор…

НОННА. Только через мой труп! Поняли, я вас не пущу в эту квартиру, ищите другую, вы не имеете права…

Дети вдруг разом, чувствуя состояние матери, начинают вопить во весь голос.

В суматохе никто не замечает, как собака  с удовольствием уже грызет кисти художника.

ПОСЕТИТЕЛЬ. Ну, мы еще посмотрим, кто – кого. Рекс! Уходим!

Рекс выскакивает из кухни и исчезает в открытой двери вслед за хозяином. Леонид провожает его недоумевающим взглядом – в зубах Рекса торчит его кисть.

КОРИДОР. (Продолжение сцены).

Татьяна с грохотом поспешно закрывает дверь за жуткими посетителями и  поворачивается к Нонне. Все уже молчат, только она вздрагивает от рыданий.

ТАТЬЯНА. Чурбаны какие-то! (Бросает выразительный взгляд на Леонида. Нонне.) Успокойся. Все будет хорошо. (Детям.) Молодцы, парни, такой рев устроили… Я знаю этих типов – стоит на них цыкнуть – они сразу присмиреют. (Выключает свет в коридоре.)

Все проходят на кухню.

КУХНЯ. (Продолжение сцены).

НОННА. Я знаю, они вернутся… Они поняли, что со мной можно делать все, что им заблагорассудится.

ЛЕОНИД. Я бы не сказал этого. Устроить такую истерику, у меня даже поджилки затряслись… А собака действительно добрая, и сторож хороший… (Смотрит на свои кисти – они все обглоданы и покалечены.) Кто это сделал? Зачем? Ребята, я не понимаю… (Поворачивается к женщинам и детям.)

Некоторое время все молчат, и вдруг Нонна закидывает назад голову и начинает громко смеяться. За ней Татьяна. Потом дети. Хохот стоит несусветный.

ЛЕОНИД (зло бросив кисти в помойное ведро). Вы знаете, сколько это стоит? Целое состояние! (Выходит в коридор.) Я же не смогу работать! Когда еще куплю такие кисти!

КОРИДОР. (Продолжение сцены).

Входная дверь с шумом распахивается, и входит муж Татьяны в окружении четырех детей: две девочки-близняшки, Кира и Вера, примерно такого же  возраста, как Саша и Женя, и двое малышей.

МУЖ ТАТЬЯНЫ. Ну что – последний заход? Ребята, помогайте…

Леонид пробирается сквозь эту толкучку и скрывается в своей комнате. 

ПАРИЖ. МОНМАРТР. ДЕНЬ. 

Зина и Виталий сидят на открытой веранде кафе «Монмартр» и пьют кофе.

Мимо них, совсем рядом, двигаются прохожие.

ЗИНА. В то время маме было очень тяжело. И хотя она закончила филологический факультет университета,  денег она получала очень мало, плюс крошечная пенсия на детей. Но работу свою в библиотеке она очень любила…ГОРЬКИЙ.  ГОРОДСКАЯ  БИБЛИОТЕКА.  ИНТЕРЬЕР.                                  Библиотека размещена в старинном особняке. В роскошный вестибюль библиотеки входит Нонна с двумя своими детьми.  Дети привычно наперегонки взбегают по широкой лестнице, покрытой ковровой дорожкой, и исчезают за массивными дверями книгохранилища. За ними поднимается и Нонна.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает). Во-первых, библиотека находилась в старинном красивом особняке, во-вторых, она была рядом с домом. Но самое главное – это то, что мама была здесь полной хозяйкой и так устроила там работу, что к ней, в читальный зал, приходила вся интеллигенция нашего района. Диспуты, концерты, вечера поэзии, выставки… Обычно это было вечером, тогда она брала моих братьев с собой, сажала их в книгохранилище, вручала какие-нибудь интересные журналы, и, спокойная за детей, вела свои мероприятия…

КНИГОХРАНИЛИЩЕ. ПОЛУМРАК. (Продолжение сцены).

НОННА (детям). И сидите тихо! (Кладет перед ними подшивку журнала «Мурзилка» и зажигает настольную лампу.)

ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ. (Продолжение сцены).

Зал освещен ярким светом старинной люстры. Подтянутая, энергичная, Нонна выходит из книгохранилища в читальный зал. Он весь заполнен читателями, в основном, это женщины и старики, но есть и молодые лица. Чувствуется, что это дружелюбная публика, собравшаяся вместе не в первый раз. Кто-то из читателей здоровается с ней. Она отвечает приветливым кивком. Оглядывает зал и останавливает свой взгляд на мужчине, сидящем в одиночестве в самом отдаленном уголке.

Она проходит по залу между рядами читателей, берет с выставочного стенда какую-то книгу и кладет ее перед ним.

НОННА. Это новое поступление. Николай Заболоцкий. Читать обязательно.

Поняв конспирацию, мужчина, едва заметно улыбнувшись, слепо открывает книгу. Он красив, элегантно одет, но у него усталый вид.

ИГОРЬ. Привет, моя дорогая!

НОННА. Привет! Ну, зачем ты пришел, я же сказала, у меня вечер поэзии – это надолго. (Перекладывает книги на стенде – и так, и сяк, и обратно.)

ИГОРЬ. Пришел погреться возле тебя – дома такая тоска.

НОННА. Так все плохо?

ИГОРЬ. Лежит, отвернувшись к стене, и ни с кем не разговаривает.

НОННА. Может, она с тобой хочет поговорить?..

ИГОРЬ. Да ничего она не хочет. У нее депрессия. Она уверена, что умрет во время операции.

НОННА. Ужас! Но ты все равно должен быть рядом с ней.

ИГОРЬ. Да там и так толкучка: сестры, родители… Утром она потребовала, чтобы сняли часы со стены напротив постели. Там у нас висели большие старинные часы с кукушкой… Так вот, ее стала раздражать эта кукушка, мол, она назойливо отсчитывает ее последние часы. Теперь на стене торчит огромный гвоздь. И она говорит, что повесится на этом гвозде.

Нонна в ответ молчит, только выражение ее лица становится все более сочувственным.

НОННА (после паузы). Она не умрет! Не может быть, чтобы у меня умер муж, а у тебя жена. Так не бывает.

ИГОРЬ (вяло). Бывает! Чего только на свете не бывает. (Помолчали.) У нее в воскресенье день рождения. 32 года. Поможешь мне купить подарок? Ничего в голову не лезет.

НОННА (с болью).  Ты же знаешь, мы не должны встречаться!

ИГОРЬ. Ну, просто – купить подарок.

НОННА. Ты всегда так говоришь, а потом едем на твою дачу.

ИГОРЬ. Ну, уж так всегда, прям, и едем!.. Я без тебя с ума сойду – мне нужна твоя поддержка.

НОННА. Ну ладно, созвонимся. Но только для подарка по магазинам! Ты уйдешь?

ИГОРЬ. Да нет, послушаю немного… Я люблю твои вечера.

Нонна возвращается к столу, у которого уже сидит поэт и раскладывает какие-то листочки.

НОННА (глядя на часы). Вы точно в семь! Прекрасно. Начнем?

ПОЭТ. Валяйте!

НОННА (читателям). Друзья, на этот раз мы собрались, чтобы послушать пока vfkj rjve известного, но очень талантливого, на мой взгляд, поэта Вячеслава Ирхина. Он приехал к нам из Уральска. И вот что я вам скажу, все лучшее в России рождается в провинции. Вспомните, откуда пришли к нам Есенин, Маяковский, Рубцов… Но давайте послушаем самого поэта, а потом поговорим о его стихах и вообще о поэзии …

Поэт встает.

ИРХИН. Я без предисловий, начну прямо со стихов…

Когда  поймешь единственность свою,

страшно не то, что жизнь неповторима,

а страшно, что она неумолима,

когда ты  вдруг у бездны на краю…

КОМНАТА НОННЫ. НОЧЬ.

За окном темень. В нем отражается лицо Нонны. Наконец она зашторивает тяжелую портьеру и подходит к детской двухярусной кроватке, поправляет одеяла у сыновей. Скидывает халатик и сама укладывается в постель. Выключает торшер. Прислушивается… По коридору доносятся шаги, в одну сторону, потом в другую. Ей даже кажется, что кто-то останавливается около ее двери. Она, затаив дыхание, осторожно поднимается с постели, подходит к двери и быстро проворачивает ключ в замочной скважине, закрывая ее. И тут же слышит голос:

ЛЕОНИД. Нонна Николаевна, я забыл, входную дверь закрывать на цепочку или нет?

НОННА (выдохнув). Что у вас с памятью?! Я же ясно объяснила – если все дома, закрывайте! Ходите тут как привидение – пугаете!

ЛЕОНИД. Вот уж не думал, что вы такая пугливая… (Слышны его удаляющиеся шаги.)

КУХНЯ. ДЕНЬ.

На кухне за круглым столом сидят Татьяна и Нонна. Пьют чай.

НОННА. Я так рада, что ты зашла.

ТАТЬЯНА. Скучаю без тебя. Два дня прошло, и уже скучаю, представляешь?

НОННА. Все-таки двенадцать лет в одной квартире.

ТАТЬЯНА. У меня еще одна идея в голову пришла…

Входит Леонид. Поздоровавшись, ставит на плиту чайник.

ТАТЬЯНА. Леня, что вы как не родной?! Чай уже на столе. Садитесь, попьем вместе. Смотрите, какие у нас блинчики. Со сметаной.

Леонид, поколебавшись, присаживается к столу. Татьяна наливает ему чай.

ТАТЬЯНА. Так ничего и не придумали?

ЛЕОНИД. В смысле?

ТАТЬЯНА. Надо отвоевать вам квартиру.

ЛЕОНИД. Что?.. Отвоевать квартиру? Каким образом?

ТАТЬЯНА. Ну, например, фиктивный брак. С Нонной.

НОННА. Тань, ты что? В своем уме?

ТАТЬЯНА. Я всю ночь не спала, обдумывала…

ЛЕОНИД. Извините, но у меня  уже был один брак – достаточно. Я зарекся, это никогда не повторится. Большего несчастья в моей жизни не было.

НОННА (уязвленная). Да что вы говорите?! Счастье брака зависит от самого человека: человек хороший…

ЛЕОНИД. Моя жена была во всех отношениях замечательной женщиной, но когда главной потребностью человека становится джентльменский набор из квартиры, машины, дачи и ребенка, то простите!

ТАТЬЯНА. Ну, знаете, ребенка включать в этот набор, как его… джентльменский…

ЛЕОНИД. Вы лучше спросите меня, что я могу противопоставить этому обязательному набору так называемого «семейного счастья»!

ТАТЬЯНА (задыхаясь от гнева). Нет, ребенка включать в какой-то набор… Леня, вы знаете, что вы страшный человек после этого! Да с вами опасно иметь дело – беру свое предложение назад.

НОННА. Что вы можете противопоставить?

ЛЕОНИД. Творческую лабораторию. Настоящая семья должна быть творческой лабораторией!

Женщины изумленно переглядываются.

НОННА. Это как?

ТАТЬЯНА. Вам к врачу надо, к психиатру!

ЛЕОНИД. Понимаете, на первом плане в семье должно быть творчество, не творчество в примитивном смысле этого слова, а творчество жизни. Врубаетесь? А что такое творчество вообще? Это непредсказуемость, оригинальность, самобытность…  И самое главное – инсайт!

Женщины снова переглядываются.

ЛЕОНИД. Знаете, что это такое? В некоторых направлениях буржуазной психологии – это внезапное понимание чего-либо, не выводимое из прошлого опыта.

ТАТЬЯНА. Опаньки!

ЛЕОНИД. Вдумайтесь! (Повторяет медленно.) «Внезапное понимание чего-либо, не выводимое из прошлого опыта…»  Вот что такое жизнь как творческая лаборатория – озарение!

Раздается звонок в дверь.

НОННА (вскакивает). Это мои мальчишки! (На бегу.) Этот вопрос требует обсуждения, не говорите без меня…

ТАТЬЯНА (смотрит на часы). Жаль, но мне пора. (Леониду.) А вы все-таки подумайте над моим предложением.

ЛЕОНИД. Вы же сказали, что берете его назад.

ТАТЬЯНА. Беру. Но раз вы такой творческий человек, вы же можете и сами до него додуматься. Вот подселят к вам…  Знаете, какие соседи бывают – жить не захочешь!

ЛЕОНИД. А бывают – наоборот.

ТАТЬЯНА (ехидно). Что вы имеете в виду? Что у вас замечательная соседка? А я про что говорила?

ЛЕОНИД. Я абстрактно!

ТАТЬЯНА. А я конкретно! Вы не понимаете — ведь надвигается катастрофа!

КОМНАТА НОННЫ. ДЕНЬ.

Нонна захлопывает учебник. Она сидит за письменным столом, около нее старший сын Женя. Она проверяет его домашнее задание.

НОННА . Молодец! Память у тебя замечательная – в отца. Теперь бери Сашку, быстро моете посуду — и тогда играйте, сколько хотите. (Выходит.)

КУХНЯ.

Нонна моет посуду. Влетает Женя.

НОННА. Что, опять саботаж?

ЖЕНЯ, Да Сашку не могу найти, нигде его нет!

НОННА (испуганно). Как нет? (Бежит в коридор.)

КОРИДОР. (Продолжение сцены).

Нонна бросается к вешалке, проверяет там одежду.

НОННА (Жене). Куртка на месте! (Подбегает к двери комнаты художника, стучит в дверь.) Саша у вас?

ЛЕОНИД (появляясь в дверях). Саша? Нет у меня никакого Саши.

ЖЕНЯ (Леониду). А, может, он у вас спрятался?

НОННА (торопливо идет к ванной, запинается о какую-то рейку, прислоненную к стене. Леониду.)  А мусор вы что — не собираетесь выносить?

ЛЕОНИД . Простите, забыл!.. (Смотрит на кучу больших картонных коробок  и другого упаковочного материала, видит в одной из пустых коробок Сашу, Тот, лежа на ее дне, разрисовывает фломастерами стенки коробки.)

НОННА (торопливо выходит из ванной, проверяет туалет, идет на кухню). Саша! Ну где ты? Со мной шутки плохи! (Леониду.) Звонили новые жильцы, скоро подъедут – комнаты смотреть. Убирайте мусор!

ЛЕОНИД (кричит соседке, не отрываясь от созерцания творческих усилий коллеги обустроить среду обитания). Для вас мусор, а для кого-то творческий материал!

Он подмигивает Жене и показывает ему на коробку. Тот, заглянув в нее, давится от смеха.

НОННА (выходит из кухни и подходит к Леониду. Угрожающе.) Для кого это — «творческий материал»!?

Она видит его лицо, потом лицо Жени — как они с трудом сдерживают смех. Невольно заглядывает в коробку и видит там младшего сына.

НОННА (после длительного осуждающего молчания). Герои! Три мужика на одну несчастную замученную женщину.. Очень было смешно?

ЛЕОНИД (виновато). .Ну простите нас! (Собирает мусор.) Где тут у вас помойка?

САША (вылезая из коробки). Мам, ну прости!

НОННА (обнимая сына). Прощаю. (Сыновьям). Идите, помогите дяде Лёне. (И сама она тоже начинает собирать мусор.)

ЛЕОНИД (Нонне, оправдываясь). Вы то не хотите пускать новых жильцов, то наводите для них марафет. (Открывает входную дверь и выходит с коробкой мусора на лестничную площадку.)

НОННА (внезапно). Стойте! Бросайте все сюда. (Открывает двери в пустые смежные комнаты.) Разбрасывайте мусор, говорю!

ЛЕОНИД. Не понимаю.

НОННА. Да что тут не понимать – сами надоумили. Нужно доказать, как у нас плохо, грязно, чтоб всем было неповадно.

ЛЕОНИД. А что потом? ( Разбрасывает мусор.)

НОННА. А потом суп с котом. (Оглядывается.) У меня инсайт!…  Видите угол? Вы можете так разрисовать его подтеками, словно в этом месте постоянно протекает потолок?

ЛЕОНИД. Слушайте, по-моему, здесь недавно сделали ремонт – и портить потолок – нет, я не могу.

НОННА. «Портить потолок»! Какой вы зануда! А мечтали о творческой лаборатории. Я вам предлагаю гениальное творческое предложение – так разрисовать потолок, чтобы все отказывались въезжать в эти комнаты. Или вы скучаете по Рексу, который сожрал все ваши кисти?

ЛЕОНИД (после паузы). А у вас лестница есть?

Нонна быстро проходит на кухню, где ее мальчики вдвоем  моют посуду.

НОННА (звонко). Парни, на помощь!

КУХНЯ. КОРИДОР. ОДНА ИЗ СМЕЖНЫХ КОМНАТ. (Продолжение сцены).

Сначала все передвигают стол из кухни по коридору в  комнату…

Потом на стол водружают табуретку и банки с красками. Потом Леонид взбирается на это сооружение, и Нонна по его команде подает ему нужную банку с краской. Он начинает рисовать…

Мальчишки стоят рядом, задрав головы и командуют.

ЖЕНЯ. Нет, вот тот ржавый подтек надо пониже…

САША. Дядя Лень, нарисуйте паучка. Я знаю, в углах на стенах водятся пауки.

ЖЕНЯ. Тогда уж и паучиху – и тоненько паутину.

НОННА. Темнее-темнее, в самом углу. Чтобы совсем страшно было.

ЛЕОНИД. Да вы просто какие-то человеконенавистники!

НОННА. Самое главное, что творческая лаборатория в действии!

…Потом все вместе  снизу созерцают картину «протекающего» потолка.

ЛЕОНИД. Между прочим, красиво получилось. Можно даже так навсегда оставить. Андеграунд. Знаете, что такое андеграунд?

ПАРИЖ. МОНМАРТР. «СТЕНА ЛЮБВИ». ДЕНЬ.

Молодожены разглядывают стену, исписанную на множестве языков мира одной единственной фразой: «Я люблю тебя». Ищут ее на русском.

ЗИНА (находит первой). Вот! (Показывает Виталию.)  Сфоткай нас на этом фоне, я пошлю родителям…

ВИТАЛИЙ (пытается сделать сэлфи на двоих, чтобы между ними вошла вся русская надпись). Ты вот о них рассказываешь, а ты уверена, что все было именно так, как ты рассказываешь?

ЗИНА (смеется). Какой ты проницательный!.. Уверена! Хотя как можно быть в этом уверенной, не знаю! Я уже в собственной жизни многое успела забыть, что там говорить о других… (Теперь она пытается снять на своем телефоне сэлфи на двоих.) А ты? Все помнишь про свою?

ВИТАЛИЙ. А тебя как она интересует – как искусствоведа или как жену?

ЗИНА. А это что – будут разные жизни?

ВИТАЛИЙ. Конечно, разные. Как искусствоведу я буду ныть тебе о своей творческой неудовлетворенности – обсчитывать эти дурацкие анкеты, а как жене я тебе признаюсь, что всю жизнь купался в любви. Сначала родительской…

ЗИНА (ехидно). …потом женской…

ВИТАЛИЙ (невозмутимо). За что только меня любят, не понимаю… Вот вопрос!

ЗИНА. Ничего, может, тебя скоро посетит инсайт, и ты поймешь… (У нее тоже не получается снять сэлфи с надписью. По-французки просит подошедшую к стене пару.) Снимите, пожалуйста, нас вдвоем с мужем.

Подошедшая пара французского не знает (оказались немцами), но молодые без слов легко понимают друг друга, и вот, смеясь и улыбаясь, со счастливым видом оказывают взаимные фотоуслуги.

Между тем, Зина и Виталий продолжают свой разговор.

ЗИНА. Я лично могу сказать, за что тебя люблю. Ты не требуешь ее ни от кого – ты сам ее даешь!

ВИТАЛИЙ. Ну, спасибо, ну, удружила. Хотя как я ее даю, вроде ничего я не даю…

ЗИНА. Помнишь, как мы познакомились? Я стояла у театра «Наций», ловила лишний билетик на Шукшина, ты подошел и предложил мне свой билет. А сам не пошел. Я это поняла, когда оказалась в одном ряду с твоими друзьями. Они не могли понять, почему на твоем месте сижу я. И тогда я попросила у них твой телефон. Потом ты мне сказал, что у меня был такой жалкий вид, когда я металась за лишним билетом, что ты решил пожертвовать своим…

ВИТАЛИЙ (смеется). На самом деле – ничего я не жертвовал. Просто вспомнил, что у меня в этот вечер назначено свидание с одной девчонкой.

ЗИНА. Ну, ты и фрукт! А я-то дура, сразу влюбилась в тебя!

ВИТАЛИЙ (уже серьезно). Ты была такая трогательная, беззащитная. И так обрадовалась, когда я протянул тебе билет…

ЗИНА. Я все-таки не пойму, ты пожертвовал или у тебя было свидание?

ВИТАЛИЙ. Какая разница! Ты все равно внукам будешь рассказывать, что я пожертвовал. Так рождаются семейные легенды.

ЗИНА. А то, что я рассказываю, совсем не семейная легенда. Так было на самом деле! Понял!

ГОРЬКИЙ. КОММУНАЛЬНАЯ КУХНЯ. ВЕЧЕР.

Леонид грызет баранки, Нонна  делает бутерброды с маслом и сыром.

Пьют чай вместе, за круглым столом.

НОННА. Что вы целый день грызете баранки? Денег нет? Вот вам бутерброд, заработали.

ЛЕОНИД.  Спасибо! (Берет бутерброд.) Да у меня все было хорошо – но Рекс сгрыз мои кисти, и я не могу довести до конца свой заказ.

НОННА. А сколько бы вы получили за свой заказ? Если не секрет.

ЛЕОНИД. Да какой там секрет. Ну, сто рублей.

НОННА. Боже, так мало?

ЛЕОНИД. Хотя бы столько.

НОННА (после паузы, в которой она что-то обдумывает). А у вас есть другие картины на продажу? Можете мне их показать?

ЛЕОНИД. Вас опять посетил какой-то инсайт?

КОМНАТА ЛЕОНИДА. ДЕНЬ. (Продолжение сцены).

Леонид показывает Нонне одну за другой картины. Он заметно волнуется.

           

НОННА. А мне нравятся почти все. (Ее взгляд останавливается на портрете красивой женщины, с каким-то странным вызовом смотрящей на нее.) А это кто?

ЛЕОНИД (небрежно). Да это… моя знакомая, тоже художница.

НОННА (усмехнувшись).  Ясно… Понимаете, мне нужна картина для того, чтобы улучшилось настроение у больной. Что-нибудь светлое, духоподъемное.

ЛЕОНИД. Может, эта? (Достает из дальнего угла комнаты картину.) Это из раннего — подражание французам.

На небольшой картине изображен пруд, заросший лилиями, и две девочки в кисейных белых платьицах и шляпках играют на его берегу.

НОННА. Здорово! Как раз то, что нужно. А сколько она будет стоить?

ЛЕОНИД (простодушно). Сколько дадут. Мне лишь бы кисти купить да на хлеб.

НОННА (строго). У этого человека достаточно денег. Сколько она стоит на самом деле?

ЛЕОНИД. На самом деле она стоит дорого, но у нас в стране работы художников не ценятся, только несколько человек получают достойные деньги, а остальные бедствуют… Ну, если бы дали за нее триста рублей…

НОННА (строго). Будем просить пятьсот, пусть он поторгуется!

Раздается звонок в дверь.

НОННА (вспыхнув). Это они!

ОДНА ИЗ СМЕЖНЫХ КОМНАТ. ВЕЧЕР. (Продолжение сцены).

Две женщины и их старушка-мать стоят в комнате, задрав головы.

НОННА. Сколько мы не ремонтировали этот потолок, все равно протекает.

ЛЕОНИД. Там, наверное, надо трубы менять, разбирать весь потолок и менять.

НОННА. Мы это не могли  сделать, потому что очень дорого.

ЛЕОНИД. А знаете, можно ведь как-то задрапировать этот угол, чтобы не видно было, сделать такой андеграунд…

СТАРУШКА (дочерям). Пойдемте, у нас есть еще два адреса.  До свидания…

КОРИДОР. (Продолжение сцены).

Нонна провожает женщин до двери, закрывает за ними дверь на цепочку и торжествующе смотрит  на Леонида.

НОННА. Видели?!

ЛЕОНИД. Но это же не может продолжаться вечность. Да и нам все равно нет никакого покоя. Будут ходить тут разные…

НОННА. Но если вы такой радетель всего творческого – ну, придумайте что-нибудь другое!

ЛЕОНИД. Да нечего тут придумывать. Приходят нормальные люди, ну, ладно там, с собакой, не подходят, а эти-то три божьих одуванчика чем вам не пришлись? Как-то даже не по-человечески…

НОННА (вспыхнув). А что же вы тогда подыгрывали? (Передразнивает.) « Там, наверное, трубы надо менять, разбирать весь потолок»…

ЛЕОНИД. Да что не сделаешь в творческом порыве?!

НОННА. Ну, раз сделали, так что уж попрекать! (Уходит к себе в комнату.)

КОМНАТА ЛЕОНИДА. НОЧЬ.

Леонид просыпается от стука оконной рамы в комнате Нонны, которую как бы открыли резким движением. Он подходит к своему окну.  Тихонько приоткрывает его и слышит чье-то тяжелое дыхание, как будто кто-то задыхается.

Он слегка высовывается из окна и видит Нонну, которая, лежа всем телом на подоконнике, опускает вниз, за окно,  голову с распущенными волосами, они полностью прикрывают ее лицо.

Леонид цепенеет от неожиданности. Какое-то время Нонна, тяжело дыша, продолжает находиться в этом положении, но вот она резко вскидывает голову, убирает волосы руками и застывает. Дыхание ее становиться спокойным.

«Мама, мамочка!»  раздается позади ее детский голос. Она оборачивается, берет ребенка на руки, сажает его перед собой на подоконник и обнимает.

ГОЛОС НОННЫ (тихо). Ничего, Сашенька, ничего. Все уже прошло. Я тебя разбудила?..  Посмотри, какое небо…  Какие яркие звезды…

Леонид осторожно прикрывает свое окно. Какое-то время стоит,  задумавшись. Потом тяжело вздыхает и ложится  в постель…

КОМНАТА ЛЕОНИДА. ВЕЧЕР.

Игорь, Нонна и Леонид молча стоят перед картиной «Девочки у пруда» и рассматривают ее.

ИГОРЬ. Классная картина. Значит, пятьсот рублей.  Хорошо. (Лезет в карман за деньгами.)

НОННА. Подожди, поторгуйся.

ИГОРЬ. А что торговаться, вы сказали пятьсот.

ЛЕОНИД. А можно за четыреста.

ИГОРЬ. Почему можно за четыреста?

НОННА. Потому что надо торговаться!

ИГОРЬ. Я вас не пойму, пятьсот или четыреста?

ЛЕОНИД. Да я не знаю. (Кивает на Нонну.) Это она все!

НОННА. Да ну вас, какие-то бестолковые. (Берет молоток, которым Леонид сбивал рамы для картин, и стучит им.) Все! Картина продана за четыреста пятьдесят рублей! 

Все облегченно вздыхают. Игорь передает деньги Леониду, Нонна заворачивает картину.

ЛЕОНИД. Вообще-то это дело надо обмыть. Я схожу за вином, а вы подождете? (Идет к дверям.)

НОННА. Здорово!  Я пока детей уложу. (Игорю.) А ты Таньку встречай – она обещала забежать…

КУХНЯ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

За столом сидят четверо.

ТАТЬЯНА. Кушайте пирожки, вкусные, с мясом. Я привыкла на всю квартиру печь. Да и скучаю я без Нонны…

ЛЕОНИД (добродушно). Да, с Нонной не соскучишься! (Разливает вино.)

ТАТЬЯНА. Ну как, соседи определились?

ЛЕОНИД. Да нет, здесь у нас такая оборона, почище сталинградской…

НОННА. Мы делаем мусорные ямы, выпускаем пауков и устраиваем  потопы!

ТАТЬЯНА (иронично). Да, настоящая творческая лаборатория! (Строго). Слушайте, Леонид, что вы сделали с моей подругой? Ведь это же настоящий детский сад! А серьезно?

ЛЕОНИД (изображая возмущение). Я сделал? Это она что со мной сделала?

ИГОРЬ. Давайте лучше выпьем за искусство, за прекрасного художника, чью картину я сегодня приобрел!

Все чокаются и выпивают

ТАТЬЯНА (Игорю). Слушай, ты же юрист по образованию. Скажи им, что единственный выход занять эту квартиру – фиктивный брак.

ИГОРЬ (переводит взгляд с Леонида на Нонну). Между ними?.. А что? Можно! Это был бы выход из положения…

НОННА (изумленно). Какого положения? Ты думаешь, что говоришь?! Как работорговец!

ИГОРЬ. Думаю. Думаю о том, как облегчить твою жизнь. Фиктивный брак, если его заключают порядочные люди, умеющие держать свое слово, очень многим помог хорошо устроиться. Ну что поделаешь, если в нашей стране, которая обладает неисчислимыми ресурсами,  до сих пор мы живем в каких-то клетушках, как животные в зоопарке?! Наши правители не любят своих сограждан – иначе бы не создавали для их жизни такие нечеловеческие условия. Поэтому я вас благословляю на брак!

ЛЕОНИД (заинтересованно). Я что-то не пойму, как фиктивный брак что-то может изменить в данной ситуации?

ИГОРЬ. Даю справку. Нонна по закону имеет право занять эти две смежные комнаты, если, конечно, освободит свою. Но тогда ее снимают с очереди, и она не получит отдельной квартиры. А в ее комнату подселят какого-нибудь пьяницу. Как говорится, овчинка не стоит выделки. А если она въезжает в комнаты Татьяны и  тут же заключает брак с Леонидом, то вся квартира может принадлежать им, потому что он как член Союза художников имеет право на свою мастерскую, то есть на оставшуюся комнату Нонны. Короче, вы становитесь владельцами четырехкомнатной квартиры. Но только – если вы семья!

НОННА. Ничего не понимаю! А когда мы разойдемся, то я опять останусь в коммуналке?

ИГОРЬ. Чтобы этого не случилось, договоритесь, что в случае развода вы разменяете вашу большую квартиру на две отдельные.

ТАТЬЯНА. Да-да, эта квартира замечательная, в центре города, рядом сквер. Ее спокойно можно разменять на двухкомнатную для Нонны и однокомнатную для Лени. Лень, ты же ничего не теряешь, а только приобретаешь!

ЛЕОНИД. Ну, дайте хоть сутки подумать!

НОННА. Нет, я протестую! Это в конце концов так унизительно… И противозаконно.

ИГОРЬ. А зря. (Встает.) Мне пора. Уже поздно…  Как раз, голубушка, здесь всё будет по закону. Другое дело, что у нас законы противозаконные. (Выходит в коридор.)

НОННА. Предатель! Я провожу. (Идет за ним.)

ТАТЬЯНА. Я тоже убегаю, а то вдруг рожу здесь – так все переживательно!

… Леонид из кухни в отражении старого большого трюмо, стоявшего в коридоре, видит, как прощаются Игорь и Нонна. Он обнимает ее и целует, она какое-то время висит на его шее, потом тоже целует его и потихоньку выталкивает за дверь.

Входит на кухню.

НОННА. Ну, если не считать заключительного разговора, все было очень мило. Я почему-то отдохнула душой. Даже не понимаю, почему. Как будто ангел пролетел…

ЛЕОНИД (домывая посуду). Может, и пролетел. Ангел свободы.

НОННА (удивленно). При чем тут свобода? О какой свободе можно говорить? У Игоря жена умирает, Татьяна бегает сюда, чтобы забыться, она безумно боится родов, потому что они всегда у нее очень трудные… Я – несчастная вдова…

ЛЕОНИД. Можно сидеть в тюрьме в одиночной камере и чувствовать себя свободнее миллионера на собственной яхте, потому что он весь, как цепями опутан обязательствами, кредитами, недвижимостью. А вы от всего этого свободны, вы позволяете себе главную роскошь в жизни – любить бескорыстно: Татьяна любит вас, вы – Игоря, Игорь свою жену…

НОННА. А вы?

ЛЕОНИД. А я искусство и… свободу!

НОННА. Жаль, а я уж была готова согласиться на наш фиктивный брак. Вдруг забрезжила какая-то долгая счастливая жизнь…

ЛЕОНИД (помолчав). Да, вы не простая женщина, Нонна Николаевна! В принципе я тоже согласен при условии полной моей свободы…

ПАРИЖ. МОНМАРТР. ДЕНЬ.  

Зина и Виталий сидят на травяном склоне возле собора Святого Сердца.

Виталий снимает на свой смартфон, как Зина разговаривает по мобильному с матерью.

ЗИНА (по мобильному). …Не волнуйся, мамуль! У нас всё просто замечательно!  Идем по папиным местам… (Смеется.) Ага, «по местам боевой славы»! Так интересно! Передавай ему горячий привет! Очлю вас! (Чмокает в трубку.) Пока, мои любимые!

Весь склон занят отдыхающей молодежью: кто дремлет, кто пьет из бутылки что-то, кто просто болтает со своим другом. Мир, покой, тишина…

ЗИНА. Хорошо мы сидим, правда?

ВИТАЛИЙ (оглядывается). А знаешь, почему нам так особенно хорошо сейчас? Потому что мы с тобой – и одни, и со всеми. Здесь все говорят о своем, но в то же время присутствует какая-то общность… Ну, рассказывай,  что было дальше? Все-таки они затеяли авантюру!

ЗИНА. Все получилось наилучшим образом. Им помогли, и они очень быстро оформили все документы. Папа кому-то дал взятку. Кажется, дядя Игорь помог им деньгами — потом папа расплатился с ним еще одной картиной. Теперь они считались мужем и женой, в их распоряжении были три комнаты, а четвертая, бывшая мамина, шла как мастерская художника…

ВИТАЛИЙ. …и в итоге они  полюбили друг друга и стали настоящими мужем и женой?

ЗИНА. О, если бы все было так просто! Лакировка действительности здесь заканчивается. Я пыталась разобраться. Папа выдавал мне одну версию, а мама – другую. Он говорил, что что-то произошло с первой же минуты, как он увидал маму. Но он тогда уже давно запретил себе любить. Понимаешь? Закрыл свое сердце на замок…

ВИТАЛИЙ. А мама что тебе говорила?

ЗИНА. Что она вообще никогда не была влюблена в папу, но какая-то сила ее как будто толкала к нему. Так она и говорила: «какая-то сила»… Может, это и была любовь в чистом виде, а не страсть, как обычно бывает?

ГОРЬКИЙ. КВАРТИРА НОННЫ И ЛЕОНИДА. РАННЕЕ ЗИМНЕЕ УТРО.

Нонна просыпается в своей новой комнате, проходит в смежную детскую, смотрит на спящих детей, потом стоит у окна, в котором виднеются заиндевевшие деревья. Они  освещены уличными фонарями, и вид из окна кажется  сказочным…

Возвращается в свою комнату, накидывает халат и выходит в коридор.

КОРИДОР. (Продолжение сцены).

Нонна дергает ручку ванны – ванна  заперта.

НОННА (чуть не плача). Плотов, я же просила – не занимать ванну с семи до восьми, мне же на работу, а вы целый день дома сидите…

Дверь тут же распахивается – и из ванны выскакивает молодая женщина, завернутая в большое банное полотенце.

ЖЕНЩИНА. Ой, простите, я не знала…

И она пробегает в комнату Леонида.

Нонна некоторое время стоит ошарашенная, потом, словно бы очнувшись, входит в ванную…

МАСТЕРСКАЯ ЛЕОНИДА. ДЕНЬ.

Леонид в бывшей комнате Нонны обустраивает свою мастерскую. Он то снимает со стены свои картины, то заново вешает их на старое место.  Потом садится на стул, стоящий посреди комнаты и пристально рассматривает свою выставку… Вдруг в дверь громко стучат и, не дожидаясь разрешения, на пороге появляется Нонна, одетая в дубленку, растрепанная и румяная с мороза.

НОННА. Плотов!  Нужна ваша помощь. Быстро одевайтесь – и за мной!

ЛЕОНИД (нехотя). Что еще вы придумали? (Встает.)

НОННА (выходя из комнаты, на ходу). Понимаете, в поликлинике, ну, той, рядом с  моей библиотекой, делают ремонт. А у них там в фойе был целый зимний сад. Представляете, и они стали выбрасывать цветы на мороз. Это было невозможно видеть: фикусы, пальмы – на мороз. Короче, меня посетил очередной инсайт, я наняла грузовик, и теперь эти цветы наши!

УЛИЦА ОКОЛО ДОМА НОННЫ И ЛЕОНИДА. ДЕНЬ. (Продолжение сцены.)

Они выходят из подъезда.

У подъезда стоит грузовик, и шофер уже выгружает цветы.

ЛЕОНИД. Вы с ума сошли! Зачем эту пошлость нам? Фикусы!!!

НОННА. Вы ничего не понимаете в жизни и в красоте. Берите! Давайте конвейером.

Она берет из рук шофера пышный зеленый цветок и протягивает его Леониду. Тот нехотя принимает его и несет в квартиру.

НОННА (шоферу).  Выгружайте, выгружайте!

Сама подхватывает фикус в кадке и тащит его к подъезду.

ЛЕОНИД (выходя из подъезда). Вы мне объясните, зачем это?!  Вам что, делать нечего? Или у вас квартира площадью два гектара? Куда их ставить?

НОННА (возбужденная до крайности). Как куда? На кухню, в мою комнату, в вашу мастерскую!

ЛЕОНИД. Ну, уж дудки, только не в мою мастерскую!

НОННА. Какой вы зануда! Мы делаем из квартиры зимний сад, неужели не понятно?!

КВАРТИРА НОННЫ И ЛЕОНИДА.  (Продолжение сцены).

Нонна деловито ходит по всей квартире и командует, какой цветок куда поставить – Леонид послушно выполняет ее команды, хотя вид у него  чрезвычайно недовольный. Потом он уходит в свою мастерскую, громко хлопнув дверью, всем своим видом выражая протест против такого насилия. 

КУХНЯ. КОРИДОР. ДЕНЬ. ЗА ОКНОМ ИДЕТ СНЕГ.

Нонна на кухне расставляет тарелки, хлебницу, супницу. Дети уже сидят за столом и едят салат. Она начинает разливать им борщ и вдруг замирает с половником в руках…  Потом ставит четвертый прибор – и опять задумывается. Преодолев себя, выходит в коридор.

НОННА (постучав в дверь мастерской).  Плотов, пойдемте обедать, у меня такой борщ вкусный! (За дверью никто не отвечает.) Ну как можно обижаться – это же творческая лаборатория, правда!

ЛЕОНИД (распахнув дверь). Знаете поговорку? Заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибет!

…Разговор уже продолжается за обеденным столом.

НОННА. Вы не правы. Оглянитесь вокруг, как стало здорово с цветами, какое сочетание – этот падающий снег за окном и эта зелень! Вы ведь художник – разве вы не видите?

ЛЕОНИД (не без аппетита поедая борщ). Вы как-то примитивно поняли мою идею о творческой лаборатории, превратили ее в какое-то мещанское действие по созданию уюта. А на самом деле – это духовное состояние двух или нескольких людей, которые вместе ищут ответы на «проклятые вопросы». Знаете, что это за «проклятые вопросы»? Не знаете? Это вопросы о смысле жизни, тайне смерти, поисках истины, поисках духовной составляющей каждого поступка и многое другое.

НОННА. Очень интересно. Дети, поели? Идите, играйте!

Мальчики, сказав «спасибо», выходят из-за стола.

НОННА (проводив их взглядом). А вот у  меня сразу вопрос, какая, например, духовная составляющая в том, что вы приглашаете себе на ночь девушку? Я серьезно, без подковырки.

ЛЕОНИД (первую секунду смотрит на нее, несколько оторопев). У вас такие виражи в мыслях!  Я же не говорю, что я образец духовного образа жизни, я говорю о том, что наша главная задача по жизни – искать истину. (Он помолчал.) Это вас покоробило? Хорошо, это был первый и последний раз.

НОННА (вспыхнув). Господи, да я не против! Вы свободный человек, вы мой сосед! Делайте, что угодно… Только…

ЛЕОНИД (взглянув ей прямо  в глаза). Что «только»?

НОННА (смутившись). Только не надо занимать ванну с семи до восьми утра!

ЛЕОНИД. Хорошо. Понял. Вы очень вкусно готовите.

МАСТЕРСКАЯ ЛЕОНИДА. ДЕНЬ.Леонид, стоя у мольберта, смотрит в сторону окна, подоконник которого заставлен цветами, а рядом на полу стоят кадки с фикусом и пальмой. За окном по-прежнему идет снег.

На мольберте под его рукой, в которой он держит кисть, появляются и это окно, и этот снег, и эти зеленые пятна субтропических растений, которые так прижились в русской провинции, что стали казаться ее неотъемлемой частью.

ГОРЬКИЙ. КРЕМЛЕВСКАЯ СТЕНА. ДЕНЬ. 

Нонна и Игорь проходят через ворота кремля и направляются в сторону стеклянного кафе.

КАФЕ. ИНТЕРЬЕР.

За столиком в кафе сидят Игорь и Нонна.

Через стеклянную стену кафе хорошо  виден храм  Архангела Михаила. В его ворота то и дело входят  и выходят люди, в основном, старушки. Идет первая неделя после Рождества.

НОННА (глядя за окно). Как жаль, что сейчас не празднуют Рождество, такой красивый был праздник. Мне иногда так хочется зайти в церковь, но я почему-то боюсь, вернее, стесняюсь.  Значит, ты говоришь, операция прошла благополучно?

ИГОРЬ (оживленно). Да, очень удачно. Врач сказал, всю свою болезнь забудете как страшный сон. У меня как гора упала с плеч.

НОННА. А как поживает наша картина?

ИГОРЬ. Замечательно! Словно она нам принесла счастье. Чуть не забыл сказать, хорошо, что ты напомнила – к нам приходили друзья, и там нашелся один товарищ, который тоже хочет приобрести у твоего Леонида что-нибудь подобное.

НОННА (оживляясь). Да что ты говоришь?! Здорово! Приглашай его. Дай ему мой телефон… Какая радость. Слушай, а давай все-таки зайдем в церковь, поставим свечки перед иконами, как это раньше люди делали. (Игорь, словно заколебавшись в чем-то, молчит.) Ты боишься? Могут настучать на работе?

ИГОРЬ. Да вроде сейчас на это перестали обращать внимание. Ладно, пойдем!

СОБОР ВО ИМЯ МИХАИЛА АРХАНГЕЛА. ИНТЕРЬЕР.

Они, держа в руках горящие свечки, стоят перед иконой «Нечаянная радость» и молчат. Чувствуется,  что каждый о чем-то просит или за что-то благодарит…

ПАРИЖ. НАБЕРЕЖНАЯ  СЕНЫ.  ДЕНЬ.

Зина и Виталий на пристани стоят в длинной очереди за билетами на речной трамвайчик.

ЗИНА. Это были годы накануне перестройки. Мама рассказывала, что у них в жизни началась хорошая полоса. У папы покупали картины. В литературе было большое оживление, маме все время передавали какие-то замечательные книги: Солженицына, Флоренского, митрополита Антония Блюма. Но больше всего ее заинтересовали труды Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника. Ты читал их – теперь они свободно продаются у нас в каждом книжном магазине, а раньше, мама говорила, они были только в виде ксероксов, которые передавали из рук в руки…

ВИТАЛИЙ. Я сейчас читаю дневники Александра Шмемана.

ЗИНА. Здорово! Я тогда тоже их почитаю, и мы поговорим.

ВИТАЛИЙ. Будет и у нас своя творческая лаборатория!

ЗИНА. И точно! (Смеется.)

Билеты куплены. Они идут по трапу вслед за другими пассажирами на прогулочный катер.

ЗИНА. Так вот – мама стала ходить в церковь, тем более, что, не взирая на внешнее благополучие, она физически чувствовала себя все слабее и слабее…

ГОРЬКИЙ.НОЧЬ. КОМНАТА НОННЫ.

За окном кипящая белым светом луна.

Нонна вдруг резко вскакивает со своей постели и начинает метаться по комнате. Потом подбегает к окну и распахивает его. За окном уже весна – в свете ночных фонарей видны дрожащие листочки березы. Она ложится грудью на подоконник и старается глубоко вдохнуть свежий весенний воздух.  Но его ей не хватает – она задыхается…

Бежит к двери, распахивает ее…

КОРИДОР. КУХНЯ. (Продолжение сцены).

Нонна  подбегает к входной двери,  пытается снять цепочку. Руки трясутся, она задыхается…

На шум из своей комнаты выглядывает Леонид. Он торопливо влезает в джинсы, подбегает к Нонне и берет ее за плечи.

ЛЕОНИД. Нонна, что с вами? Нонна… (Трясет ее.)

НОННА (вырываясь из его рук). Не трогайте меня! Мне плохо… Я хочу умереть…  Дайте воды…

ЛЕОНИД (не выпуская ее из рук). Хорошо, хорошо… (Ведет на кухню.) Сейчас выпьем водички… (Подводит к раковине и открывает кран.) Сначала умоемся. (Ладонью набирает воду и проводит ею по лицу Нонны.  Потом наливает воду в стакан.) Вот, выпейте…  Успокойтесь… Все хорошо. Все будет хорошо…

Нонна делает несколько глотков, затихает, и он ведет ее в ее комнату.

НОННА. Я боюсь спать. Я лягу – и опять начнется.

ЛЕОНИД. А вот и нет! Ничего не начнется. Я покараулю вас.

КОМНАТА НОННЫ. НОЧЬ. (Продолжение сцены).

Они входят в комнату,  он помогает ей улечься в постель, а сам присаживается рядом на одеяло. Она не выпускает его руку.

НОННА (тихо). Я не знаю, что это такое. Начинается все время в три часа ночи. Татьяна сказала, что это особое время – бесов час…

ЛЕОНИД. Твоя Татьяна скажет!  А когда это началось?

НОННА. Как умер Сережа, мой муж. Пять лет назад. Это было так страшно, я долго не могла поверить. Ну почему, почему… это со мной? У меня ведь двое маленьких детей. Иногда у меня были приступы ненависти к нему, умершему, за его предательство…  что он умер и оставил меня одну.

ЛЕОНИД. А как он умер?

НОННА. Он гулял с мальчиками. Пришел, поужинал, шутил с нами. Мы с Татьяной затеяли делать пельмени, она любила всё на широкую ногу, я за компанию с ней – наготовим по несколько килограмм и в морозильник, чтоб надолго хватало. Он пожелал нам успехов на трудовом фронте и лег спать. Я через часа два прихожу, а он не дышит. Вот и все. Врачи так и не могли установить, от чего он умер. Сказали: «синдром внезапной смерти». Как будто это что-то значит.

ЛЕОНИД. Я бы тоже так хотел умереть.

НОННА. Это не по-православному. По-православному надо долго болеть, собороваться, причаститься…

ЛЕОНИД. Да, вы уже многого в церкви набрались!  Ну, теперь все хорошо?

НОННА (жалобно, еще крепче сжимая его руку). Не уходите, прошу…

ЛЕОНИД. Не уйду, не беспокойтесь. Вы только засыпайте…

Она закрывает глаза и придвигается к нему ближе. Он осторожно, чтобы не спугнуть ее, ложится рядом поверх одеяла…

…Раннее утро. Леонид продолжает лежать, открыв глаза, рядом с Нонной.  Смотрит на нее. Она спит – и вид у нее спокойный. Он встает и на цыпочках выходит из комнаты.

ВЫСТАВОЧНЫЙ  ЗАЛ  ДОМА  ХУДОЖНИКОВ. 

Оживленная толпа художников и зрителей. Среди них Леонид и Нонна. Леонид ведет Нонну вдоль ряда картин на стенах и что-то рассказывает…  К ним подходит пожилой бородатый художник.

ХУДОЖНИК. Привет, Плотов. Давно не виделись. Ну, какие впечатления? (Переводит взгляд на Нонну.) Ты, я слышал, женился? Познакомь!

ЛЕОНИД (подмигивая Нонне). Знакомься, Нонна. А это Коля Семиградов. Кстати, а твоя жена здесь?

СЕМИГРАДОВ. Альбинка? Конечно, где еще ей быть. Она здесь днюет и ночует. Вы видели ее картины? Они в третьем зале. Пойдемте! …Альбина первая видит Леонида, лицо ее расцветает, она бросается к нему и крепко обнимает.

АЛЬБИНА. Я так рада, так рада! Видишь, и на нашей улице праздник! Я видела твои полотна, такая свежесть и естественность. Понимаешь, сейчас многие  выпендриваются – я понимаю, это они от того, что их не принимают, вот они и хотят привлечь внимание, а тебе все пофигу, ты тащишь свое…

Она осекается, только сейчас заприметив Нонну.

ЛЕОНИД. Это еще одна моя поклонница, Нонна.

АЛЬБИНА (весело). Очень приятно. Альбина.

В ней можно узнать ту красивую женщину, на портрет которой обратила внимания Нонна, когда Леонид показывал ей свои картины.

НОННА. Очень приятно. Нонна. (Пожимает протянутую ей руку. Смущенно.) А я вас узнала – Леонид вас так хорошо нарисовал.

АЛЬБИНА. Спасибо. (Смеется.) И ему, и вам. Вам за комплемент, а ему… тоже за комплемент! Умеет облагородить модель! (Опять смеется.)

СЕМИГРАДОВ. Ну, ребята, надо отметить нашу встречу. (Он оглядывается.) Здесь, между прочим, где-то угощают на халяву…

МАСТЕРСКАЯ ЛЕОНИДА. ДЕНЬ.

НОННА. А эта Альбина, как, по-вашему, она хорошая художница?

ЛЕОНИД. Выдающаяся!.. Какие-то детские вопросы вы задаете. Если она не «хорошая художница», значит она вообще не художница.

Он что-то правит в своей картине «Танцующие на мосту». Нонна сидит напротив под пальмовым деревом и внимательно следит за его рукой. Дверь в коридор  открыта, и там ее мальчики гоняют мяч.

НОННА. Мне показалось, что вас связывает еще что-то.

ЛЕОНИД. Вам показалось.

НОННА. Мне очень нравится эта картина, но зачем вы ее мурыжите целых полгода? Она уже давно была готова. И заказчик был.

ЛЕОНИД (усмехнувшись). Не могу остановиться. А заказчик сплыл.

НОННА. Ну, и хорошо. Вы не продавайте ее. Она мне напоминает повесть Сэлинджера «Над пропастью во ржи». О зыбкости нашего существования. Иногда я еду в автобусе,  уверенная, что он меня подвезет к дому, – и вдруг меня пронзает мысль, а ведь сейчас, вот сию минуту может произойти какая-нибудь авария – и я погибну… а я сижу такая безмятежная… Так и ваши танцующие, они не ведают, что танцуют над пропастью.

ЛЕОНИД. (Он уже давно стоит молча, опустив кисть, и смотрит на Нонну.) Нонна, а можно вам сделать неприличное предложение?

НОННА (беспечно). Можно. Испечь пирог с мясом, что ли?

ЛЕОНИД. Да нет. Я хотел… чтобы вы… ну, когда пожелаете, зашли бы ко мне ночью. Если, конечно, пожелаете.

НОННА (после выразительной паузы). Да, Плотов… А вы тоже не простой мужчина!  Хорошо, зайду при первой возможности!

И они смеются. В комнату влетает мяч, чуть не сбив мольберт с картиной, и за ним с криком вбегают дети… 

ЧИТАЛЬНЫЙ  ЗАЛ  БИБЛИОТЕКИ. ВЕЧЕР.

Нонна ведет свой очередной литературный вечер.

НОННА. Дорогие мои читатели! Какие прекрасные наступают времена. Какой неизведанный пласт литературы открывается перед нами! Сегодня тема нашего вечера: «Судьба России в философских произведениях Ивана Ильина».  Сначала послушаем доклад на эту тему, а потом обсудим его… (Обращаясь к сухому старику, сидящему у прохода в зале.) Пожалуйста, Павел Нилыч! (Слегка пододвигает для докладчика кресло к столу и садится на свободное место в первом ряду.)

Павел Нилыч с охапкой каких-то тетрадей и книг выходит из зала, выкладывает свои материалы на стол и садится в кресло.

ПАВЕЛ НИЛЫЧ. Хочу начать с одной цитаты Ивана Ильина, она мне показалась очень актуальной. (Открывает книгу и читает.) «И не говорите, что «нас мало» и что нельзя нам «переть против рожна». Тех, кто прав, силен и верен, всегда было на свете меньше; и все большие движения всегда начинались скудным меньшинством. Дело не в числе людей, а в их внутренней, духовной силе… Будем же твердо уверены в возрождении России…» (Павел Нилыч откладывает книгу.) И главное дело этого возрождения, как считал Ильин, воспитание среди молодежи «национального духовного характера». И такие люди уже есть. Даже  здесь, в этом зале. К ним обращен мой доклад…

КОМНАТА НОННЫ. НОЧЬ.

Нонна стоит перед трюмо в нарядной ночной рубашке и пристально смотрит на свое отражение в зеркале. Раздается звук открываемой двери – она вздрагивает.

Из смежной комнаты выходит заспанный Женя.

НОННА (испуганно). Ты что не спишь?

ЖЕНЯ. Я сплю. Я в туалет… (Выходит из комнаты.)

Нонна с трудом переводит дыхание. Дожидается, когда сын возвращается… Плотно прикрывает за ним дверь детской. Потом осторожно, на цыпочках, выходит в коридор.

КОРИДОР. (Продолжение сцены.)

Она останавливается перед дверью Леонида и тихонько стучит в нее. Никто не отзывается. Она стучит снова… Обескураженная, отходит от двери – и тут же распахивается дверь соседней комнаты – мастерской, и в полосе электрического света появляется Леонид с кистью в руках.

Нонна замирает.

ЛЕОНИД (указывая на нее пальцем). Стоять так, не шевелиться!

Он исчезает за дверью и тут же появляется с альбомом в руках и карандашом.

ЛЕОНИД. Хорошо стоишь! Так специально не встанешь… (Быстро делает набросок в альбом.)

Уходит в комнату. Выключает там свет и выходит к продолжавшей неподвижно стоять Нонне. Шагает к ней навстречу и крепко обнимает.

ЛЕОНИД. Наконец-то!  Пойдем!

КОМНАТА ЛЕОНИДА. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

Леонид и Нонна  лежат в его постели.

ЛЕОНИД. Есть какой-то кайф в том, что мы любовники, но официально мы  ведь муж и жена.  Имеем право, но делаем тайно!

НОННА (смеется). Да ты просто извращенец!

ЛЕОНИД. Это ты извращенка: кормила меня, поила, была моим арт-агентом – на что надеялась? Что сердце мое останется каменным?

НОННА. Неужели оно растаяло, как сердце маленького Кая? И ты перестал жаждать свободу?

ЛЕОНИД (притворяясь испуганным). А что? Я уже в клетке? Капкан захлопнулся?

НОННА. Нет-нет. Я свое слово держу. Ты абсолютно свободен. Я серьезно. А мне свобода не нужна… (Вдруг какая-то мысль пришла ей в голову.) Нет, мне тоже свобода не помешает… Ты так аппетитно говоришь о ней. (Она повернулась к нему и нежно поцеловала.) Уговор дороже денег: мы соседи, мы просто соседи. (Шутливо.) Но… так случилось, что мы вступили в порочную связь и стали любовниками. Но это ничего не меняет. Мы жили как соседи, и будем продолжать жить как соседи.

ЛЕОНИД (тоже шутливо). Ты меня пугаешь – а как же борщи?

НОННА. Ну, это ерунда, любовницы любят кормить своих мужчин.

ЛЕОНИД. А мужчины могут отблагодарить своих любовниц?

НОННА. Ты на что намекаешь? … Я не хочу брать у тебя деньги.

ЛЕОНИД. Даже за обеды?

НОННА. Ты меня озадачил…  Ну, знаешь, как пойдет!

ПАРИЖ. СЕНА. ПРОГУЛОЧНЫЙ КОРАБЛИК. ДЕНЬ.

Зина и Виталий сидят на скамеечке для двоих у самой кормы речного трамвая и любуются проплывающим мимо Парижем. Легкий ветер дует им в лицо и развевает им волосы.

ВИТАЛИЙ. А ты хотела еще на какую-то выставку?

ЗИНА. Обязательно. У меня все рассчитано.

ВИТАЛИЙ. Так значит, они все-таки договорились быть только соседями, да?

ЗИНА. На самом деле мама никакой свободы, конечно, не хотела, но она боялась, что любое ее поползновение на свободу папы отдалит ее от него. Так они и жили: каждый своей жизнью. А потом началось всё это – ваучеры, дефолт, цены на продукты стали запредельными, и мама никак не могла поверить, что такое может случиться. Конечно, ни о каких продажах картин не могло быть и речи, ни у кого не было денег, а у кого они были – они обесценились…

ВИТАЛИЙ. Да-да, я, конечно, ничего такого не помню, но родители рассказывали что-то подобное…

ЗИНА. Я до сих пор не могу понять, как можно было довести народ до этого. Как можно было так не любить свой народ. Ведь не было же никакой войны! Мама рассказывала, что не могла купить даже мыла и зубную пасту, она варила суп из крапивы, которая росла у них в сквере, а по утрам считала кусочки сахара, чтобы их хватило на чай папе и братьям…ГОРЬКИЙ. КУХНЯ В КВАРТИРЕ НОННЫ. ДЕНЬ.

Нонна сидит за столом и считает кусочки сахара. Она раскладывает их на три кучки…

ЛЕОНИД (входя на кухню). Что за пасьянс ты раскладываешь? (Смотрит на стол.)

НОННА. Считаю сахар. По три кусочка тебе с мальчиками на вечер и утро.

ЛЕОНИД. А тебе?

НОННА. А я люблю чай пить без сахара.

ЛЕОНИД. С каких это пор?! (Вдруг что-то вспоминает.) Чуть не забыл!

Он снимает свою сумку с крючка и из кармашка достает горсть дорогих шоколадных конфет.

ЛЕОНИД. Вчера был на презентации у одного богатого хмыря и наворовал для тебя.  (Кладет конфеты на стол.)

НОННА. Ура! Поделим и это.

ЛЕОНИД. На меня не рассчитывай, ты знаешь, что для меня самое сладкое – работа – как насчет нашей творческой лаборатории? Ты мне обещала попозировать для твоего портрета в полный рост.

НОННА (жуя конфету). При условии, что ты напишешь меня не в моем затрапезном халате, а в красивом наряде, как у женщин  Гейнсборо.

ЛЕОНИД. Это же будет пошлый гламур!

НОННА (капризно). Ты обещал написать этот портрет к моему дню рождения и подарить мне на вечную память. А я хочу пошлого гламура!

ЛЕОНИД. Только через мой труп!

МАСТЕРСКАЯ ЛЕОНИДА. ДЕНЬ.

Нонна сидит на стуле под пальмовым деревом, он, бросая на нее быстрые взгляды, пишет ее портрет. Работает проигрыватель, звучат трехголосые инвенции Баха…

НОННА (перелистывает большой альбом Томаса Гейнсборо, который лежит на ее коленях, останавливается на одной репродукции). Вот такой хочу портрет! Чтобы такое платье…

ЛЕОНИД (наклонившись над альбомом). Ну, как мне твой задрипанный халатик превратить в это платье? (Возвращается к холсту.)

НОННА. Во-первых, не задрипанный, а очень даже хорошенький. Посмотри, сколько  оборочек, правда, они из синтетики, а ты преврати их в бургундские кружева, а ситец в набивной шелк, ты ведь художник! Что тебе стоит?  (Неожиданно). А сколько мне надо будет запросить за этот портрет, если я решу его продать?

ЛЕОНИД. Какая же ты все-таки меркантильная…  Тысячу долларов!

НОННА. Шутишь?

ЛЕОНИД. А, может, две тысячи!  Это на Западе, а у нас… И гроша ломаного сейчас не дадут!

НОННА (задумчиво). Знаешь, когда я смотрю, как ты энергично кладешь свои мазки, я думаю о том, что ты таким образом  преображаешь эту нашу убогую жизнь, прибавляешь ей красоты…

ЛЕОНИД. Надо же, мы начинаем думать почти одновременно: я, когда вижу, как ты поливаешь цветы, драишь полы, занимаешься с детьми, тоже думаю о том, что ты своими действиями уменьшаешь энтропию в мире…

НОННА. А что такое энтропия?

ЛЕОНИД. Энтропия – это… Вот видишь, наша творческая лаборатория заработала в полную силу… Так вот… энтропия – это мера хаоса в мире… У нас с тобой, Нонна, высокая миссия – мы борцы с хаосом!

НОННА. «Дети гармонии», да? Это, кажется, Пушкин сказал… Или Моцарт… Или Сальери…

КОМНАТА НОННЫ. НОЧЬ.

Ночью с Нонной опять случается приступ, она бьется в руках Леонида.

НОННА (кричит). Я не хочу жить! Мне плохо! Пусти меня…  Я задыхаюсь…

ЛЕОНИД. Слушай, мне надоело это. Я вызываю скорую!

…Медсестра убирает аппаратуру, с помощью которой Нонне снимали кардиограмму.

ВРАЧ (Леониду). Какая «паническая атака»?! Вы что, сумасшедший?! У нее предынфарктное состояние – мы ее увозим в больницу. Давно уже надо было ее лечить! Надо же такое придумать: «паническая атака»…

НОННА (сидя на постели). Я не могу. У меня дети… Я не могу их оставить.

ВРАЧ. А навечно одних можете их оставить? В случае летального исхода?

НОННА (лепечет). Какого еще «летального исхода»?

ВРАЧ. Собирайтесь! Вашему мужу дадим больничный, пусть сидит дома, таким полезно с собственными детьми пообщаться. Тоже мне – «паническая атака»!

ЛЕОНИД. Нонна, все будет хорошо, давай собираться.

НОННА. Позвони Тане, она поможет…

ПАРИЖ. НАБЕРЕЖНАЯ  СЕНЫ.  ДЕНЬ.

Виталий и Зина после прогулки по Сене выходят по трапу на пристань.

ЗИНА. А теперь по моему плану мы идем к этому красивому мосту. Папа любил здесь бывать. По нему старается пройти каждый русский, кто бывает в Париже. Знаешь почему?

ВИТАЛИЙ. Почему?

ЗИНА. Потому что этот мост подарила Парижу Россия. Царь Николай Второй с царицей присутствовали  на закладке этого моста. А имя он носит его отца – Александра Третьего. Пойдем!

ВИТАЛИЙ. Знаешь, Зина, вот ты рассказываешь про своих родителей на фоне всех этих парижских красот, а мне от этого и Париж становится интереснее и ближе, и твои родители. Как странно!.. И что там дальше с ними было?

ЗИНА. Папа рассказывал, что утром, когда он остался один, он целый час, наверное, сидел неподвижно…

 ГОРЬКИЙ. КОМНАТА НОННЫ. УТРО.

Леонид сидит в кресле в комнате Нонны.  Мальчики – напротив него, на диване.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает рассказ). Мои братья сидели  напротив него на диване и молчали,  выжидательно  глядя на него, пока кто-то из них ни попросил есть. В доме было шаром покати. И тогда папа первый раз в жизни взмолился всей душой: «Господи, помоги!»  И, о, чудо! В дверь зазвонили, и на пороге предстала Татьяна.

КОРИДОР. КУХНЯ. (Продолжение сцены.)

Татьяна стоит в открытых дверях квартиры, она уже без живота, стройная. В руках ее тяжелые сумки.

ТАТЬЯНА (запыхавшись). Я на секунду…  Мимо шла, отоварилась в церкви. Мне как многодетной помогают. Решила вам немного…

Она проходит на кухню и начинает выкладывать на стол сахар, пачки печенья и макарон, бутылку растительного масла. Леонид следует за ней.

ТАТЬЯНА.  Где Нонка? Дрыхнет еще? Не буди, не надо! Я побежала!

ЛЕОНИД. Ее положили в больницу. Предынфарктное состояние.

ТАТЬЯНА. Да брось! (Опускается на стул.) Когда?

ЛЕОНИД. Ночью – увезли на скорой.

ТАТЬЯНА. Боже мой, боже! Тогда я задержусь, парней накормлю, макарончиков сварю. (Начинает суетиться у плиты.) Да с чего это у нее?

ЛЕОНИД. Татьян, а откуда ты взяла этот термин «паническая атака»?

ТАТЬЯНА. Это не я взяла, это Нонна. Где-то прочитала в медицинском журнале. А что?..  Долго она будет лежать в больнице?

ПАРИЖ. МОСТ АЛЕКСАНДРА ТРЕТЬЕГО. ДЕНЬ.

Виталий и Зина стоят рядом, облокотившись на периллы моста, и смотрят, как по Сене один за другим плывут туристические кораблики.

ЗИНА. А потом было второе чудо. Папа давно не мог продать ни одной своей работы. И вот на следующий день поздно вечером, когда мальчики уже спали, к нам ввалились Альбина и Коля Семиградовы…

ГОРЬКИЙ. КВАРТИРА НОННЫ. ВЕЧЕР.АЛЬБИНА (Леониду). А где твоя милая жена? (Оглядывается.) Да ты роскошно устроился! Такая красота… Настоящие субтропики… (Заглядывает в освещенную комнату. Видит мольберт с натянутым холстом.) Это твоя мастерская? Класс!

ЛЕОНИД. Тише! Дети спят…

АЛЬБИНА (широко раскрыв глаза). Какие дети?

ЛЕОНИД. А Нонна в больнице, в кардиологии.

КОЛЯ. Альбин, успокойся, видишь не вовремя заехали. Не раздевайся. Сейчас не до чаепитий. Плотов, слушай внимательно: у нас в Союзе художников сейчас принимают одну мадам из Парижа. Она что-то разыскивает, по-моему, ей нужна свежая кровь, ну, ты же знаешь, Запад загнивает, своих идей у них нет. Так вот, она устраивает конкурс среди наших, и лучших обещает вывезти в Париж на стажировку, за свой счет, конечно, мы же все безденежные… Короче, у тебя есть что показать?

ЛЕОНИД. Вагон и маленькая тележка!

КОЛЯ. Ну, по рукам! Все подготовь, я тебе позвоню. Она еще и покупает – недорого, но все-таки, деньги!

АЛЬБИНА (озабоченно). Плотов, если нужна помощь, звони, я к твоим услугам!

ПАРИЖ. МОСТ АЛЕКСАНДРА ТРЕТЬЕГО. ДЕНЬ.

Виталий и Зина идут по мосту на другую сторону Сены.

ЗИНА. И потом было еще третье чудо. Папа в очередной раз пошел навещать маму. Когда он вошел в палату, он увидел, что кровать, на которой лежала мама, пустая, без матраца…

ГОРЬКИЙ. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА.

Леонид с сеткой в руках,  в которой виднелись бутылка кефира и несколько яблок, стоит в дверях палаты.

В ней никого нет, только на одной постели лежит больная старушка.

ЛЕОНИД  А где Нонна Лапаева?  (Подходит к пустой кровати.) Она здесь лежала.

СТАРУШКА (шамкая ртом). Все на обеде. Я новенькая, ничего не знаю. Но, наверное, умер кто-то. Они всегда постель снимают, когда умирают…

Леонид без сил опускается на голые пружины кровати. Лицо его делается бледным как плотно. Какое-то время сидит так неподвижно…

Вдруг на пороге появляется нянечка со свернутым в рулон матрацем в руках, а за ней, прижимая к груди чистое постельное белье, веселая Нонна.

НОННА (Леониду). Привет! А меня в пятницу выпишут… (Видит его полоумные глаза.) Что с тобой?

СТАРУШКА. Я ему сказала, что здесь умер кто-то. Простите, напугала!

НОННА. Бедный!.. А я просто попросила поменять мне матрац, потому что матрац был старый и из него торчала пружина. Я еще не знала, что меня скоро выпишут…

НЯНЕЧКА. У вас жена как принцесса на горошине. Нормальный матрац у нее был… (Кладет  матрац на кровать.) Сами постелите.

Она уходит. Нонна подсаживается к Леониду. Обнимает его.

НОННА (сдерживая улыбку). Бедный Плотов!  Наверное, в его голове молнией пронеслась мысль: «Ах, я в капкане! Похороны соседки за мой счет и двое чужих детей на руках. За что мне, о Господи?!»

ЛЕОНИД (улыбаясь дрожащими губами). Да брось! Просто земля разверзлась под ногами… Как у моих танцующих на мосту…

НОННА. Ты слышал, меня выписывают в пятницу! Радуйся!

ПАРИЖ. НАБЕРЕЖНАЯ СЕНЫ. ДЕНЬ.

Молодые, взявшись за руки, идут по набережной.

ЗИНА (на ходу Виталию). Это было третье чудо, потому что маму хорошо вылечили, и больше никаких «панических атак» у нее не было. Правда, у мамы была другая версия по поводу ее выздоровления. Примерно в это время она съездила в Дивеево, оно же рядом с Нижним Новгородом, приложилась там к мощам Серафима Саровского, искупалась в его источнике и исповедовалась за всю жизнь. Вот поэтому…

ГОРЬКИЙ. БОЛЬНИЧНЫЙ ДВОР. ДЕНЬ.

Из подъезда больницы выходят счастливые Нонна и Леонид. Подходят к машине, у которой их уже ждет  Коля Семиградов. Нонна обнимается с ним, и потом все усаживаются в машину…

МАШИНА КОЛИ. (Продолжение сцены.)

Коля, лихо руля, балагурит, успевая наблюдать в зеркальце за реакцией Нонны. Она сидит на заднем сидении рядом с Леонидом и держит его за руку.

КОЛЯ. Эта француженка покупала наши картины за такие гроши, что мы, даже не таясь, хохотали. Но что делать – смеялись сквозь слезы, но продавали. Потом дело дошло до Лёнькиных этих сумасшедших танцующих на мосту. И тут он взбрыкнулся. Это говорит, достояние моей страны, этой картине цены нет. Она бесценная…  Наша мадам вытаращила глаза – не понимает. Как это так, достояние страны, а сам художник в драном свитере стоит перед нею. Но тем не менее стала накручивать цену.  Называет прямо запредельную… Плотов, как ты устоял?

ЛЕОНИД. Никак. Просто Нонна уже давно попросила не продавать эту картину. Я ее для выставки тогда принес.

НОННА (восторженно). Правда? (Смотрит взглядом, полным признательности на Леонида.) Молодец. Так им и надо! Не потому что ради меня, а потому что ради страны.

КОЛЯ. Ах, вы чертовы патриоты! Без штанов ведь останетесь.

ЛЕОНИД (Нонне). Не пугайся, я продал ей несколько натюрмортов, деньги есть…

КВАРТИРА НОННЫ. ЕЕ КОМНАТА. ДЕНЬ.

В квартире их встречает Альбина у празднично накрытого стола. Но мальчики набрасываются на свою мать, усаживают ее на диван и, тесно прижавшись к ней, сидят молча, гладя ее руки. Нонна в проеме двери своей комнаты видит, как взрослые о чем-то  оживленно говорят втроем, потом Альбина заглядывает  к ней в комнату.

АЛЬБИНА. До свидания. Оставляем вас в тесном кругу семьи.  Кушайте на здоровье, уж не обессудьте – стряпуха я никакая.

НОННА (вскакивает). Ну что вы, я вам так благодарна!

АЛЬБИНА. Звоните, всегда рады помочь…

ПАРИЖ. БУЛЬВАРЫ. ДЕНЬ.

Зина и Виталий проходят мимо маленького уютного кафе.

ВИТАЛИЙ (останавливая Зину). Тебе не кажется, что настало время обеда? В твоей программе он предусмотрен? Я проголодался.

ЗИНА. Ой, я тоже! Конечно, предусмотрен.

КАФЕ. ИНТЕРЬЕР. (Продолжение сцены.)

Они входят в кафе и усаживаются за столик. Официант, поздоровавшись, кладет перед каждым меню.

ВИТАЛИЙ (Зине, откладывая свое меню). Закажи и на меня, по своему вкусу.

Зина непринужденно обменивается с официантом несколькими фразами по-французски и возвращает ему меню.

ВИТАЛИЙ (когда они остаются одни). Быстро вы! Я слышал, у них это целый ритуал.

ЗИНА. Я сказала, что мы из России и хотели бы попробовать что-то сугубо французское. Он посоветовал луковый суп и фуагру и сказал, что Путин его кумир.

ВИТАЛИЙ (смеется). Они так говорили и про Горбачева и про Ельцина. И про Александра Первого! Знаешь, как его французы встречали! Как спасителя Франции!

ЗИНА. Я вспомнила, как папа говорил, что Ельцина у нас тоже встречали как спасителя России.

ВИТАЛИЙ. Даже не верится. (Устраивается за столом удобнее.) Ну и дальше что? Рассказывай!

ЗИНА. Болезнь мамы и нужда сблизила их с папой, но эта была очень короткая белая полоса,  она скоро закончилась – опять началась черная. Она совпала с черной полосой нашей страны. Я имею в виду расстрел Белого дома в Москве…

ГОРЬКИЙ.  КОМНАТА  НОННЫ.  ВЕЧЕР.

Нонна с Леонидом сидят на диване перед телевизором и смотрят репортаж о тех жутких московских событиях. У Леонида жесткое выражение лица, а Нонна просто закрывает лицо руками, словно не в состоянии видеть эти кадры.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает). А тут еще один олигарх отнял особняк, где была мамина библиотека, библиотеку переселили в какой-то полуподвал. Папа стал работать дворником у нас во дворе, чтобы получать какие-нибудь копейки…

ДВОР ПЕРЕД ДОМОМ НОННЫ. УТРО ОСЕННЕГО ДНЯ.

Леонид заметает метлой опавшие листья в большую кучу. К нему подбегают дети Нонны.

САША. Мы нашли дохлую ворону!

ЖЕНЯ. Ее, наверное, надо похоронить?

ЛЕОНИД. Копайте вон там могилу, да поглубже (вручает лопату) Похороним вместе. Я произнесу речь.

Мальчики, прихватив лопату, убегают.

Из своего подъезда выходит Нонна с хозяйственной сумкой в руках.

НОННА (подходя к Леониду). Устал?  Опять будут руки дрожать – не сможешь писать?

ЛЕОНИД. Да нет, все нормально. Прекрасная работа: на свежем воздухе, вместо зарядки. Вон мальчишки помогают! Роют для вороны могилу. (Он кивает в сторону мальчиков, которые копошатся вдвоем у забора с одной лопатой.) Хороший сюжет, кстати. Надо будет нарисовать.  (Пытается улыбнуться.)  Ты куда в такую рань?

НОННА. Бутылки хочу сдать. (Указывает на сумку.) Если зарплату не задержат, может, как-нибудь доживем.

ЛЕОНИД. Опять будешь целый час стоять в очереди? Как ты это выдерживаешь? Для меня эта такая пытка…

НОННА. А наш батюшка сказал, что очереди очень полезны. Во-первых, лекарство от гордыни, стоишь, как миленький, среди прочих людей, а, во-вторых, есть время подумать о вечности и помолиться.

ЛЕОНИД. Набралась!… А по мне — чем всю жизнь простоять в очередях, так лучше подохнуть…, как эта ворона…

НОННА (с болью). Что ты говоришь! Это же героические страницы в твоей биографии — очереди, нищета, работа дворником! (Смотрит на него, как он стоит перед ней с метлой в руке.)  О, меня посетил очередной инсайт! Когда после смерти ты обязательно станешь знаменитым, тебе поставят тут памятник,  в виде дворника — с метлой в руке.

ЛЕОНИД (смеется). А что, метла и кисть — это ведь почти одно и то же!

НОННА (тоже смеется). А знаешь, батюшка наш, в храме, говорит, что там в очереди, перед воротами в рай…

ЛЕОНИД. Господи, и там очереди!

НОННА (продолжает) …апостол спрашивает: «ты откуда?». Если отвечаешь «из России»,  больше вопросов не задает — сразу в рай! Так что – таинственным образом — всё хорошо!  Пока! (Уходит.)

Какое-то время Леонид с болью в глазах смотрит ей вслед, потом начинает мести улицу.

ЛЕОНИД (тихо напевает песенку из фильма «Доктор Айболит»). «Это очень хорошо, это очень хорошо, что пока нам плохо!»…

ПРОДУКТОВЫЙ МАГАЗИН. ИНТЕРЬЕР.

Нонна стоит в очереди у пустого прилавка магазина, когда подходит ее очередь, она, как и все до нее, вытаскивает кефирные бутылки из сумки и получает взамен бутылку с молоком и батон хлеба.

ГОЛОС ЗИНЫ. Папа  шутил из последних сил, а на самом деле он не мог прийти в себя после расстрела Белого дома. Он замкнулся и почти перестал разговаривать. Мне он рассказывал, что он хотел в те дни вырваться в Москву, одна ночь в поезде, но не было денег даже на билет.  Хотел стать защитником Белого дома. Но не стал – и поэтому  чувствовал себя предателем…

БУКИНИСТИЧЕСКИЙ МАГАЗИН. ИНТЕРЬЕР.

Молчаливая очередь в приемное окно. Леонид кладет перед приемщиком стопку больших альбомов по живописи. Приемщик перелистывает страницы альбомов, проверяя их сохранность. Мелькают страницы из альбома Томаса Гейнсборо, среди них и знакомый нам портрет, облюбованный Нонной.

КОМНАТА НОННЫ. ДЕНЬ.

Нонна, стоя перед зеркалом, снимает с шеи золотую цепочку с крестиком. Выдергивает цепочку из ушка крестика и вставляет вместо нее черный шнурок. Потом вешает крестик себе на шею и завязывает шнурок.

ЛЕОНИД. Ты что задумала?

НОННА. Сдам в ломбард. Настоящие православные носят крестики на простом шнурке, а не на золотой цепочке.

КВАРТИРА  НОННЫ.  ВЕЧЕР.

Леонид работает в своей мастерской, дверь которой приоткрыта, он дописывает портрет Нонны. В комнате напротив Нонна и Татьяна рассматривают какую-то одежду, а в комнате, смежной с комнатой Нонны, в детской, резвятся ее дети и дети Татьяны. Среди них ползает крошечный мальчик, ее пятый ребенок.

ТАТЬЯНА. Забирай все. Мне целый мешок дали, «сэконд хэнд» называется, то есть «вторые руки». А на самом деле здесь есть совсем новое, даже с этикетками. Всех своих одела!

НОННА (с любопытством рассматривает кофточки, брючки, юбочки). Как замечательно пошито, и фасон, и работа – просто класс!

ТАТЬЯНА. Так это Германия! А знаешь, как сидит?!

НОННА. Надо же, каждая пуговичка, каждая петелька…

ТАТЬЯНА (продолжает). Это все нам не подходит – а тебе в самый раз. Вот, смотри какие джинсы, фирменные, как раз на Лёню! (Трясет джинсами.) Лёнчик! Иди сюда, надо примерить!

ЛЕОНИД (из своей мастерской). Как-нибудь в другой раз.

ТАТЬЯНА (тихо, Нонне). Чего это он такой суровый?..

НОННА. Устал, наверное.

ТАТЬЯНА. Так и сидит на твоей шее? Как ты троих мужиков прокармливаешь?

НОННА (сердито). Сама сосватала – и такое говоришь! Просто временные трудности… (Кричит в сторону мастерской.) Леня, ты не забыл про подарок Татьяне?

ЛЕОНИД (из своей мастерской). Прости, забыл! (Встает, достает из шкафа красочный натюрморт.)

Идет в комнату к женщинам и вручает картину Татьяне.

ЛЕОНИД. Это тебе от нас по случаю рождения твоего сына!

ТАТЬЯНА. Какая красота! Спасибо! Такой чудесный подарок…

…Мальчики спят в своей комнате. Около каждой постельки стул, на котором висят «новые» вещи. Нонна целует детей в лоб и тихонько выходит из комнаты.

В своей комнате  останавливается перед трюмо и смотрит на себя – она в новом наряде из «сэконд хэнда», который делает ее моложе и стройнее.

Входит к Леониду. Он сидит в кресле перед ее портретом и тонкой кисточкой что-то  правит в нем.

НОННА (опускаясь перед ним на пол и кладя голову на его колени). Чего ты сегодня такой суровый?

ЛЕОНИД (гладя ее по волосам). Ничего…  Состояние такое, как будто меня кто-то зарывает в землю… или душит. Я задыхаюсь. (С трудом улыбается.) Теперь у меня – паническая атака…

НОННА. Но надо как-то выкарабкиваться из этого.

ЛЕОНИД (вдруг зло). Как?! Что-то надвигается страшное, и не знаешь, как остановить это! Все хуже и страшнее… Бедная Таня с этими тряпками! Дожили! Немцы, американцы собирают свои обноски и посылают их нам! С ума можно сойти! Страна летит в пропасть, власть захватили какие-то узурпаторы… Заводы закрываются, люди месяцами без зарплаты…  А что делать, никто не знает… Что я, например, могу сделать – ничего, кроме как мазать кистью я не могу. Но это никому не нужно! И мы здесь никому не нужны. (После длинной паузы.)  Нонна, отпусти меня в Париж – есть возможность, эта француженка, Николь ее зовут, предлагает ехать – там какие-то перспективы… Визу, билеты, всё берет на себя.

НОННА (изумленно). Что ты мне раньше не сказал?

ЛЕОНИД. Я думал, как я тебя, больную, оставлю с двумя детьми на руках?.. А теперь смотрю, вроде ты совсем оклемалась.

НОННА (пылко). Конечно, поезжай. Без разговоров.

ЛЕОНИД. Ты меня отпускаешь?

НОННА (целуя его руки). Поезжай, поезжай! Ты свободен. Поверь, я буду счастлива, если ты поедешь в Париж. Там ведь все художники делали свою карьеру. Приедешь известным!

ЛЕОНИД (просветлев). Я люблю тебя. (Целует ее. Только сейчас замечает в ней что-то новое. Отстраняет от себя.) Но ты действительно замечательно выглядишь!

НОННА. Правда? Это все Танькины тряпки. (Вскакивает). А знаешь, как здорово мы сейчас и тебя приоденем?.. Она там всего притащила, и джинсы, и футболки, и даже куртку такую моднющую… Сейчас принесу, померишь! (Быстрым шагом выходит в коридор.)

Леонид, оставшись один, не в состоянии удержать радостное возбуждение, вскакивает с кресла и начинает ходить по комнате…

КОМНАТА НОННЫ. (Продолжение сцены.)

Нонна из кучи вещей, лежащих на тахте, вытаскивает кожаную куртку. На секунду замирает, прижимая куртку к груди. На ее лицо ложится тень того привычно-унылого выражения, которое у нее было до встречи с Леонидом.

ГОРЬКИЙ. ВОКЗАЛ. ДЕНЬ.

Нонна, уже в другом состоянии, радостно-возбужденном, провожает Леонида. Они стоят на платформе, недалеко от поезда.

ЛЕОНИД. Дай мне обещание. Не жалей мои картины, продавай при первой возможности. Вы не должны нуждаться.

НОННА. Да мне надолго хватит твоих долларов!

ЛЕОНИД (после заминки). Ну, если они закончатся. Я должен быть спокоен, иначе я не смогу там нормально работать. Обещаешь?

Из окна вагона, слегка прикрывая лицо занавеской, заинтересованно наблюдает за ними молодая женщина, по виду иностранка, как они обнимаются и целуются, прощаясь…

ПАРИЖ. КАФЕ. ДЕНЬ.

Виталий и Зина продолжают обедать.

ВИТАЛИЙ. Тогда ведь многие уезжали на Запад. И не возвращались.

ЗИНА. Да, но она не понимала этого. Она не знала, что практически теряет его. Что долгие четыре года не увидит…

ВИТАЛИЙ (доедает суп). И чего они в этом луковом супе нашли? Еда для бомжей…

ЗИНА. А мне нравится… Как складывалась его личная жизнь в эти четыре года – покрыто мраком, но он рассказывал, какое у него было потрясение от первых дней парижской жизни…

ПРЕДМЕСТЬЕ ПАРИЖА — ВОКРЕССОН.  ОСОБНЯК В САДУ.  ДЕНЬ.

В большой сад, окружающий двухэтажный особняк, въезжает такси, из него выходят Леонид и Николь, та самая молодая женщина, которая наблюдала за ним из вагона. Шофер вытаскивает из багажника вещи Леонида.

НИКОЛЬ (шоферу, по-французски). Подождите, пожалуйста, минут десять. (Идет к особняку, за ней, подхватив свои вещи, Леонид.)

ЛЕОНИД (оглядываясь). Славный садик!

НИКОЛЬ. Это все твое на полгода. Дом моей сестры – она уехала в Америку. А потом посмотрим… (Достает из сумочки ключи и открывает дверь особняка.)

Они входят в дом…

ОСОБНЯК СЕСТРЫ НИКОЛЬ. ИНТЕРЬЕР. ДЕНЬ. (Продолжение сцены.)

ЛЕОНИД. Ты мне ничего не говорила про сестру.

НИКОЛЬ. Она тоже художница. Занимается выемчатой эмалью. Знаешь, что это?

ЛЕОНИД. Ну, представляю… с трудом.

НИКОЛЬ. Она фанатка вашей княгини Тенишевой, которая и открыла для нее эту область художества.

ЛЕОНИД. Наша княгиня Тенишева? Первый раз слышу!

НИКОЛЬ (искренне удивлена). Как, не слышал?! Ну, вы даете, русские! Ее называли «гордостью России». Если бы вы следовали ее путем, у вас бы не было революции, и вы бы не жили, как… последние изгои.

ЛЕОНИД. Не понимаю. При чем тут выемчатая эмаль и «ее путь»?

Они проходят через огромный холл, обставленный уютными диванами, креслами и столиками, и подходят к старинному камину. На камине стоят несколько фотографий в красивых рамках. Николь берет одну и показывает Леониду. На нем изображена красивая женщина в полный рост в роскошном белом платье по моде начала 19 века.

НИКОЛЬ. Портрет княгини.

ЛЕОНИД. Не знаю такую.

НИКОЛЬ. Да вы многого не знаете!.. Она в революцию эмигрировала из России,  жила лет десять в  этом предместье Парижа, Вокрессон называется. В России она была очень богатой, но революция у нее отняла все, и она здесь занималась этой выемчатой эмалью, продавала свои изделия и кормила семью…

ЛЕОНИД. Ну, допустим, она замечательная художница, но при чем тут «гордость России»?

НИКОЛЬ. Об этом тебе бы лучше поговорить с сестрой… Я не особенно в курсе. Но, кажется, она всю жизнь занималась крестьянами и пыталась создать из них в своем имении общество, где бы все были счастливыми… богатыми и свободными. Примерно, так…

ЛЕОНИД (вглядываясь в портрет). Ничего себе! Я даже не слышал о ней!

НИКОЛЬ. Ты еще много всего здесь наслышишься. (Ставит фотографию на место.) Пойдем, я покажу тебе твою мастерскую… (Ведет его по лестнице вверх.)

ЛЕОНИД. Ты так хорошо говоришь по-русски, и твоя сестра… интересуется русской княгиней. Почему?

НИКОЛЬ. Потому что нас воспитывала бабушка, она была русской — из эмиграции первой волны. Про это-то ты знаешь?… Молчишь?

Они входят в огромный светлый зал, заставленный оборудованием для керамики и эмали, готовыми и полуготовыми скульптурками, полотнами с набросками и другой прочей неразберихой, которой так много всегда в мастерских художника.

НИКОЛЬ (продолжает). Ваши эмигранты очень много дали Парижу. Тенишева, среди прочего, еще заразила парижан русским народным искусством, всякими вышивками, игрушками, резьбой. В Лувре даже была выставка ее крестьян. Она у вас как Леонардо да Винчи — все умела: и петь, и рисовать, и писать, и строить коммунизм в своем имении. Да что Тенишева?! Я могу назвать десятки имен, которые известны у нас каждому, кто интересуется Россией, а вы их не знаете. Набоков, Шмелев, Бунин, Зайцев, Ремизов…

ЛЕОНИД. Ну, почему? Бунина мы отлично знаем!

НИКОЛЬ. А о художниках Кандинском, Малевиче, Шагале слышал?

ЛЕОНИД. Обижаешь, сударыня! Этих знаю хорошо – по диапозитивам.

Он останавливается и восторженным жадным взглядом осматривает зал.

НИКОЛЬ. Нравится?! (Тащит его за руку.) Слушай, меня муж с сыном ждут не дождутся. Пойдем, покажу спальню – и я поеду!

Они входят в смежную с мастерской небольшую полутемную комнату, все пространство которой занимает огромная кровать.

ЛЕОНИД (изумленно). Ничего себе! И мне здесь спать?

НИКОЛЬ (игриво). Придется, пока один.  А потом, может, вместе покувыркаемся!

ЛЕОНИД (не понимая ее намека). Да-а-а! Это же целый спортивный зал.

Николь смотрит на его невинное лицо и, закинув голову, звонко хохочет…

ПАРИЖ. КАФЕ.

Официант ставит перед молодыми кофе и пирожные и уходит.

ЗИНА. Таких пирожных ты от роду не ел…Правда-правда. Налетай…

ВИТАЛИЙ. Я к сладкому равнодушен. Можешь съесть и мое. (Придвигает к ней свое пирожное.)

ЗИНА. Нет, ты должен хотя бы попробовать! (Отодвигает пирожное к нему.) Представляешь, за все это время он ни разу маме не написал, не позвонил. Только чудо могло спасти их любовь. Или мистика.

ВИТАЛИЙ. Опять ты про мистику! Говори, какая мистика? Не береди душу!

ЗИНА. Не скажу. Я хочу, чтобы ты увидел ее собственными глазами.

ВИТАЛИЙ.  Ничего себе! Ну, валяй, рассказывай дальше! (Пробует пирожное.)

ЗИНА (не сводит с него внимательных глаз). Ну, как?

ВИТАЛИЙ. Неплохо. Но все-таки сладкое должны есть женщины. (Придвигает пирожное к ней.)

ЗИНА (со вздохом принимается за второе пирожное). Сначала она ничего не подозревала… Ждала от него писем или хотя бы телефонного звонка…

ГОРЬКИЙ. КОМНАТА НОННЫ. ТЕМНО.

Нонна сидит на подоконнике,  на коленях у нее телефон.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает рассказ). Она мне рассказывала, что иногда целыми долгими вечерами сидела, выключив свет и обняв телефон, и прислушивалась к тишине, вдруг раздастся звонок  по телефону или в дверь. К ее подъезду иногда подъезжали такси, и тогда по ее комнате расходились световые разводы от фар, ей казалось, что это подъехал он, но чьи-то шаги проходили мимо ее квартиры и поднимались по лестнице вверх… Наконец, месяца через три,  она догадалась позвонить Альбине, и они встретились в кафе…

КАФЕ  НАПРОТИВ  КРЕМЛЯ.  ИНТЕРЬЕР. ВЕЧЕР.

НОННА (Альбине, глядя на знакомый храм). Все укладывается в одну версию. Он не звонит, не пишет. Значит, он бросил меня. (Поворачивается к Альбине). Но мы же соседи. Его комната, его мастерская… Он свободен, он мне ничем не обязан… Я просто хочу знать, что с ним,  как он? И всё!

АЛЬБИНА (внимательно выслушав Нонну). Честно, я ничего не знаю. Я знаю только то, что он сказал мне при прощании. Он сказал, что вернется сюда только в том случае, если добьется чего-нибудь. Значит, еще ничего не добился. Да и рано об этом говорить.

НОННА. Но почему он мне ничего такого не сказал? Получается – просто сбежал. Я бы уговорила его, зачем этот глупый максимализм?

НОННА (усмехается). Какая вы наивная. Поэтому ничего и не сказал, чтобы вы не уговаривали его… Вы не знаете его… Он вам рассказывал о своем первом браке?

НОННА (удивленно). Да.

АЛЬБИНА. И что он говорил о своей первой жене?

НОННА (замявшись). Ну, что она порядочная женщина… Но она требовала от него какого-то семейного «джентльменского набора»…

АЛЬБИНА (засмеявшись). Надо же так сказать… «джентльменского набора»!  В него входит  ребенок, да? Нормальное жилье?..

НОННА. А он хотел от нее, чтобы она была участницей его творческой лаборатории…

АЛЬБИНА. А он не рассказывал, как заставил свою жену сделать аборт? И что она после этого осталось бесплодной?

НОННА (испуганно, но уже догадываясь). Нет… Откуда вы это знаете?

АЛЬБИНА. Потому что первая его жена – это я.

Какое-то время обе женщины молчат.

АЛЬБИНА. Вы знаете разницу между адом и раем? Так вот… Когда я ушла от него и вышла замуж за Колю, я поняла, что жила раньше, как в аду. Ничего теплого, человеческого, все подчинено только одной идее: творчество как высшее проявление человеческого духа. А жизнь-то гораздо богаче… Он не вернется к вам!

НОННА (помертвевшими губами). Почему?

АЛЬБИНА. Нет, по-своему он любит вас, и он вернулся бы к вам, если бы стал знаменитым и богатым, но Бог ему этого удовольствия не даст и – поделом. Он должен понять, что пропускает в жизни главное…

НОННА. Откуда вы знаете?

АЛЬБИНА. Что знаю?

НОННА. Что он не станет знаменитым?

АЛЬБИНА. А вот посмотрите! Дело даже не в нем – время такое… Мы никому не нужны… Он не вернется. Забудьте о нем!

НОННА (тихо, себе). Поздно… (Альбине.) Можно, я вас попрошу об одном – если вам представится, конечно, такая возможность… Я хочу найти квартирантов, только, чтоб был не мужчина, а  женщина или супружеская пара. У вас же много знакомых художников. Я недорого возьму…

ПАРИЖ. УЛИЦА У КАФЕ. ДЕНЬ.

Зина и Виталий выходят из кафе.

ЗИНА (тянет Виталия за руку в сторону автобусной остановки). А сейчас мы поедем кое-куда… Последний пункт моего маршрута…

ВИТАЛИЙ. Звучит интригующе!

ЗИНА. Мама тогда сказала «поздно», знаешь почему? Потому что это я уже дала знать о себе. И ей позарез нужны были деньги. Ей очень тяжело было сдавать его мастерскую, но это был вопрос жизни и смерти… моей. Она выбрала для меня жизнь…

ГОРЬКИЙ. КВАРТИРА  НОННЫ.

Нонна и ее мальчики освобождают мастерскую Леонида: перетаскивают цветы в кадках, снимают со стен картины – и все заносят в его комнату, которая на  глазах превращается в склад вещей.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает). Альбина нашла для нее молодую пару художников, Олега и Катю. Это были веселые беспечные люди, которые приводили с собой еще кучу народа, но мама была даже рада этому. В квартире всегда кто-то был, можно было с ними оставить детей, тем более, что к детям эти молодые художники относились хорошо и даже подкармливали их… А папа в это время находился на верху блаженства…

ВОКРЕССОН.  ЗАЛ  ВЫСТАВКИ.  ИНТЕРЬЕР.

Человек пятнадцать в зале строго и внимательно рассматривают работы Леонида, кто-то его фотографирует, кто-то берет интервью… В углу зала стоит красиво накрытый стол с бутылками вина и закусками. На этом фоне голос Зины продолжает.

       ГОЛОС ЗИНЫ. Николь договорилась с мэром Вокрессона, где поселился мой папа, устроить его выставку – и он пошел навстречу…  Папа впервые в своей жизни почувствовал внимание к своему творчеству. На открытии мэр выступил и сказал, что его картины напоминают ему туманную Волгу, хотя он эту Волгу никогда не видел, тем более «туманную». В зале стоял стол, заставленный угощением за счет мэрии… Папа первый раз видел такусенькие-малюсенькие бутерброды и пирожные, чтобы они сразу помещались во рту. Папа подумал, что хорошо бы этот стол перенести в Горький и пригласить всех его друзей, а то, когда все уже уходили, стол остался нетронутым. Даже к бутылкам красного вина и коньяка никто не прикоснулся…

К Леониду подходит сияющая Николь.

НИКОЛЬ. Леня, ура! Две работы уже купили! Одна моя знакомая журналистка! Она из России — повезет их обратно.

ЛЕОНИД (оторопело) Да, пути Господни неисповедимы!.  ГОРЬКИЙ. КУХНЯ  В  КВАРТИРЕ  НОННЫ.  КОРИДОР.  ВЕЧЕР.

Нонна, уже с большим животом, стоит у плиты и варит борщ. Через открытую дверь она видит, как из мастерской Леонида выходят ее квартиранты, Олег и Катя, радостные и оживленные. Они провожают двух иностранцев, мужчину и женщину.

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает рассказ). Однажды к маминым квартирантам зашел какой-то француз с переводчицей и купил  у них несколько маленьких натюрмортов. А когда они уходили, француз вдруг остановился у приоткрытой двери комнаты мамы – он увидел ее портрет, который папа написал в стиле  Гейнсборо.

ПЕРЕВОДЧИЦА (Олегу и Кате). Нам можно посмотреть эту картину? Только посмотреть?

НОННА (выходит из кухни). Пожалуйста, проходите. (Пропускает их в свою комнату.)Олег и Катя уходят к себе…

КОМНАТА НОННЫ. (Продолжение сцены.)

…Француз то отходит от портрета Нонны, то подходит снова. Она стоит рядом, располневшая, с темными пятнами на лице, и совсем не походит на ту женщину, что была на портрете. Он что-то говорит по-французски переводчице.

ПЕРЕВОДЧИЦА (переводит Нонне). Какой странный эффект, издали эта женщина напоминает кого-то из 18 века, а когда приблизишься – то видно, что это современная женщина… Ее роскошное платье превращается в домашний халат, а пышная прическа в растрепанную «баббету»…  Забавно… Может, хозяйка продаст нам эту картину? (Переводчица вопросительно смотрит на Нонну.)

НОННА. Она не продается. (Вдруг набравшись духу.) Ну, если только за две тысячи… долларов!

Француз без перевода понимает, что сказала Нонна, но на его лице не появляется никаких эмоций — он равнодушно кивает головой и опять, уже молча, продолжает рассматривать картину.

Нонна с обреченным видом  перекладывает на столе учебники.

После минуты тягостной тишины француз что-то говорит переводчице.

ПЕРЕВОДЧИЦА (Нонне). Мсье спрашивает, как платить, в рублях или долларах? (Нонна недоуменно смотрит на нее – переводчица доброжелательно подсказывает.) Просите в долларах, так будет выгоднее.

НОННА (обреченно). Ну, хорошо. В долларах.

Француз и переводчица опять что-то обсуждают по-французски.

ПЕРЕВОДЧИЦА (Нонне). Можно завтра в восемь вечера мы заедем, привезем деньги и заберем картину?

НОННА (стараясь скрыть изумление). Хорошо…  Буду ждать.

СКВЕР  ОКОЛО  ДОМА  НОННЫ.  ДЕНЬ.

Нонна и Татьяна, веселые, сидят на скамейке под цветущими липами. Мимо них проезжают молодые мамаши с колясками.

. 

Рядом с Нонной тоже стоит коляска, которую она время от времени покачивает. Иногда к ним на роликовых коньках подъезжают дети: и мальчики Нонны, и близнецы-девочки Татьяны, Кира и Вера. Все они  роскошно экипированы атрибутами для роликовых коньков.

ТАТЬЯНА. Ой, Нонка, в твоем положении делать нам такие шикарные подарки… Я бы никогда им такое не купила!

НОННА (довольная). Я давно мечтала отблагодарить тебя за твою доброту. А на эти доллары я могу прожить безбедно целый год!

ТАТЬЯНА.  А тебе не жалко своего портрета? Все-таки память!

НОННА. Знаешь поговорку: с глаз долой – из сердца вон!

ТАТЬЯНА. Так я тебе и поверила!

БИБЛИОТЕКА. ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ.

Это уже другой читальный зал – в полуподвальном помещении, но все равно уютно обустроенный и с той же праздничной радушной атмосферой, какую умела создавать Нонна. Она раскладывает на столе перед собой новые книги. Потом оглядывает своих читателей…

НОННА (торжественно). Я так рада, друзья, сообщить вам хорошую новость: в нашу библиотеку поступили замечательные книги великих русских писателей, творчество которых нам почти неизвестно, хотя за границей они знамениты. Это книги Шмелева, Тэффи, Замятина, стихи Вячеслава Иванова и Ирины Одоевцевой.  Писатели и поэты, которые были вынуждены покинуть Россию в первые годы революции. И вот они победоносно возвращаются к нам… Все-таки и в наше трудное время есть место для радости… Чтобы вас повеселить, я хочу прочитать отрывок из книги Шмелева «Лето Господне», где автор описывает приготовление к пасхальной трапезе.

Она поднимает и показывает всем книгу, потом открывает ее в месте, где была закладка и начинает читать.

НОННА (с упоением). ««Горка» уже уставлена, и такое на ней богатство, всего и не перечесть; глаза разбегаются смотреть. И всякие колбасы, и сыры разные, и паюсная, и зернистая икра, сардины, кильки копченые, рыбы всякие, и семга красная, и лососинка розовая, и белорыбица, и королевские жирные селедки в узеньких разноцветных «лодочках», посыпанные лучком зеленым, с пучком петрушечьей зелени во рту… »  

По мере того, как она читает, ее зрители в зале начинают оживляться, потом улыбаться, а потом все дружно начинают хлопать в ладоши, точно приветствуя автора…

КУХНЯ В КВАРТИРЕ НОННЫ. ДЕНЬ. (Продолжение сцены.)

Этот же текст, вернее, его продолжение, звучит у Нонны на кухне, где за круглым столом сидят ее дети, Татьяна и ее две девочки-близнецы.

Перед ними стоят по тарелке супа, они едят его и слушают Нонну.

НОННА «…и сиг аршинный, сливочно-розоватый, с коричневыми полосками, с отблесками жирка, и хрящи разварные головизны, мягкие, будто кисель янтарный, и всякое заливное, с лимончиками-морковками, в золотистом ледку застывшее; и груда горячих пунцовых раков, и кулебяки, скоромные и постные… и румяные расстегайчики с вязигой, и слоеные пирожки горячие, и свежие паровые огурчики, и шинкованная капуста, сине-красная, и почки в мадере, на угольках-конфорках, и всякие-то грибки в сметане, — соленые грузди-рыжики…»

ПАРИЖ.  АВТОБУС.  СУМЕРКИ.  ИНТЕРЬЕР.

Виталий и Зина, стоя у заднего окна автобуса и глядя в него, продолжают свой разговор. Перед ними уходит в сумеречную даль центр Парижа…

ВИТАЛИЙ. И вас, голодных, не смущала такая литература?

ЗИНА. Ты что?! Во-первых, мы очень любили, когда мама нам читала. Во-вторых, мы ели чечевичную похлебку, знаешь, как это вкусно… Я тебе как-нибудь ее приготовлю…

ОСОБНЯК  СЕСТРЫ  НИКОЛЬ.  ИНТЕРЬЕР.  ДЕНЬ.

Леонид в мастерской, глядя на пейзаж за открытым большим, в пол, окном, делает энергичные мазки на холсте. Рядом висят еще две его новые  картины.

ГОЛОС ЗИНЫ. С той выставки у папы началась хорошая полоса. Его картины покупали – он только успевал их писать. Все деньги шли через Николь, и она их делила между собой и папой. Папа не вмешивался – ему все нравилось: и работать, и изучать Париж, его улицы и музеи, знакомиться с новыми людьми. Правда, о своей личной жизни он ничего не рассказывал – я тебе говорила – это покрыто мраком…

В мастерскую входит возбужденная Николь.

НИКОЛЬ. Привет! (Подходит к нему ближе.) Все работаешь? Не боишься, что станешь халтурщиком?

ЛЕОНИД (обеспокоенно). А что – есть симптомы?

НИКОЛЬ (смеется). Да нет, пока все о’кей! Представляешь, твои «грачи» и «увядшие астры» поехали в Америку. А «портрет старика» хочет купить один итальянец. Пока в цене не сходимся, но я ему, конечно, уступлю…

ЛЕОНИД. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен. Спасибо! Спасибо…

НИКОЛЬ. «Спасибо» на хлеб не намажешь, хочу натурой…(Подходит к нему, на ходу расстегивая блузку.)

ЛЕОНИД (слегка опешив). Ты уверена, что «натурой» тебе больше понравится?

Она крепко обнимает его.

НИКОЛЬ. Уверена, уверена. Пойдем! (Толкает его в спальню.)

ГОРЬКИЙ. ДЕНЬ. АВТОБУС.

ГОЛОС  ЗИНЫ (продолжает рассказ). Однажды, возвращаясь с работы домой, мама из окна автобуса увидела папу…

Нонна стоит у заднего окна автобуса – вдруг глаза ее расширяются от удивления.

Среди прохожих на улице она замечает Леонида.

Несомненно, это был он – та же походка, большая холщовая сумка через плечо, мольберт в руках…

Нонна заметалась – но ничего поделать не могла, автобус ехал на полной скорости…

ОКРЕСТНОСТИ  ПАРИЖА.  ДОРОГА.  ВЕЧЕРЕЕТ.

Автобус, в котором едут Зина и Виталий, проезжает мимо каких-то старинных дворцов. А потом снова аккуратные домики парижского предместья.

ГОЛОС ЗИНЫ. Мама, конечно, додумалась позвонить Альбине, но та сказала ей: «Этого не может быть, он обязательно зашел бы к нам».  Потом оказалось, что она обманывала маму. Папа действительно приехал в Горький и какое-то время жил у них, но Альбина не хотела сделать маме больно. Мама поверила ей и решила,  что она просто обозналась, ведь папа оставил свое жилье, вещи и картины – он должен был явиться хотя бы за этим. А спустя некоторое время все выяснилось…

ГОРЬКИЙ. КУХНЯ В КВАРТИРЕ НОННЫ. ВЕЧЕР.

На кухне пьют чай ее квартиранты,  Катя и Олег, и их друзья – компания веселых художников и музыкантов. Они о чем-то шумно спорят. Нонна у плиты варит кашу.

КАТЯ. Нонна, да вы присаживайтесь к нам, чаю попьете.

НОННА. Спасибо. Вот Зиночку покормлю…

ВИКТОР (видимо, продолжает разговор). Нет, надо валить отсюда!

ОЛЕГ. Как сказать! Не всем же везет так, как Шемякину.

ВИКТОР. Какое это имеет значение: везет – не везет, вот недавно я встретил Леху Плотова, знаете, он два года назад удрал за кордон?!

ПОЛИНА (оживленно). Я помню его, ну, и что он?

ВИКТОР. Недавно он приезжал, чтобы визу переоформить, что ли. Короче, приехал на несколько дней и уехал обратно. Так вот, я его спрашиваю, ну чего ты там забыл, как здесь ничего не добился, так и там, судя по твоей физиономии. А он мне, знаете, что сказал?

ОЛЕГ. Интересно, интересно, что сказал?

ВИКТОР. Сказал, что и там ему не сладко, но зато… «это сладкое слово свобода»! Где хочешь, там и спи – можно прямо на траве в Люксембургском саду, можно целый день сидеть в кафе – и тебя никто не попросит уйти, можно рисовать, что угодно – и тебя не упрекнут в диссидентстве…

ИППОЛИТ. А как же его жена, я слышал, что он женился…

ВИКТОР. Ну и что, что женился? Как будто он впервой… Женщина для него ничего не значит.

ПОЛИНА. А я слышала, что женщин он любит, и женщинам он нравится…

ВИКТОР. Ну, что он женщинам нравится, я спорить не буду. Помните, здесь шныряла француженка, искусствовед, скупала у нас картины. Так вот, именно она тогда вывезла его, не потому, что он гений какой-то, а потому, что запала на него…  Хотела из нашего Плотова сделать себе любовника, а он, тюфяк, не понял этого, а, может, не захотел – и она кинула его. Она вообще оказалась авантюристкой, накупила здесь картин за бесценок, потом продавала их за большие деньги… И Лёху, конечно, там надула!

ОЛЕГ. Не понимаю, почему нас все считают за быдло? Наши картины вывозят вагонами, а ни в грош не ставят…

КАТЯ (запальчиво). Потому что сами не можем себя поставить, как надо!

ОЛЕГ. А как надо?

Нонна не стала дослушивать до конца, она дрожащими руками сняла кастрюльку с огня и тихо вышла из кухни…

СКВЕР У ДОМА НОННЫ. РАННИЙ ЗИМНИЙ ВЕЧЕР.

Идет дождь со снегом. Прохожие поднимают воротники и надвигают шапки, чтобы защититься от ветра.

ГОЛОС ЗИНЫ. Папа мне рассказывал, что тогда, когда он на короткое время приехал в Горький, он очень хотел видеть маму. Но он чувствовал, что если придет к ней, увидит свою мастерскую, то останется уже навсегда. А он еще на что-то надеялся и не хотел покидать Париж. Он знал, что по средам она ровно в шесть тридцать уходит на работу, чтобы провести свой литературный вечер.  И тогда он просто подошел к своему дому и стал дожидаться ее.

Леонид, прячась за деревья у подъезда своего дома, следит за дверью.

Смотрит на часы. И в ту же минуту дверь открывается и выходит Нонна. Она в своей дубленке и цветастом русском платке. Быстро идет к автобусной остановке. Леонид идет за ней, придерживаясь такой дистанции, чтобы она не увидела его. Так они доходят до остановки.

АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА. ВЕЧЕР. (Продолжение сцены.)

Там уже толпится народ. Леонид, пользуясь темнотой и толкучкой, подходит к Нонне совсем близко. С болью разглядывает ее нежный воздушный профиль, ее усталый и озабоченный взгляд, каким она высматривает номер подъезжающего автобуса…

Но вот и ее автобус.  Она протискивается в дверь вместе с другими пассажирами – автобус уезжает.

Леонид остается на остановке один. Подходит новый автобус. Вдруг его словно озаряет что-то – он руками раздирает дверь уже тронувшегося автобуса и втискивается в него…

УЛИЦА ОКОЛО БИБЛИОТЕКИ. ВЕЧЕР. (Продолжение сцены.)

Теперь Леонид стоит у библиотеки, где она работает, и через большие светящееся окна, расположенные почти над землей, следит за тем, как там двигается ее фигура, как она, жестикулируя руками, что-то говорит своим читателям…

Леонид сначала неуверенно идет к дверям библиотеки…

ХОЛЛ БИБЛИОТЕКИ. ПОЛУМРАК. (Продолжение сцены.)

Всё более уверенным шагом он подходит к распахнутым дверям читального зала, у которых топчутся несколько женщин, они тоже в верхней одежде.

Стоя в темноте, он, как на ярко освещенной сцене, в глубине читального зала видит Нонну.

НОННА. Товарищи, те, кто в дверях, вы или входите и садитесь, или закройте двери с той стороны. Дует ведь!

Леонид отшатывается от дверей, резко поворачивается и быстро выходит из библиотеки.

ГОЛОС ЗИНЫ. К этому времени деньги у мамы закончились, а вскоре и квартиранты съехали. Она опять осталась одна…А мы, трое ее детей, жили безмятежно и даже не подозревали, что творится в ее душе.

КВАРТИРА НОННЫ. ДЕНЬ.

Нонна и мальчики заново вносят в мастерскую кадки с цветами, Нонна развешивает картины. Долго стоит перед «Танцующими на мосту».

КОМНАТА ЛЕОНИДА. ДЕНЬ. (Продолжение сцены.)

Нонна вытирает тряпкой пыль с его стола. Видит альбом, открывает его.

На первой странице  рисунок  карандашом – она стоит в ночной рубашке, готовая в любую секунду сорваться. Нонна перелистывает альбом – и везде она, наброски карандашом.  Сидит, лежит, улыбается…  А вот ее рука с зажатым в ней цветком… Ее летящий пушкинский профиль – на затылке маленькая шляпка…

Нонна вздыхает и закрывает альбом…

ПАРИЖ. АВТОБУС. ИНТЕРЬЕР.

ВИТАЛИЙ. Но если он любил твою маму, то почему он не писал ей, не звонил? Целых четыре года? Не понимаю!

ЗИНА. Я тоже его допытывала. Он сам не понимал, как такое могло быть. В оправдание его скажу, что он не знал языка, у него не было ни копейки денег, он полностью зависел от этой Николь, которая дала ему жилье, кормила-поила и в первое время покупала для него холсты и краски…

ВИТАЛИЙ. Ну а потом… У него ведь стали покупать картины?

ЗИНА. Понимаешь, он такой человек, если чем-то увлечется, он ничего не помнит и ничего не видит вокруг себя. Например, купит для мамы букетик ландышей, положит в свою сумку и забудет. А потом найдет, а цветочки уже высохшие… Тогда он весь погрузился в свою живопись и даже не замечал, как основные деньги перетекали в карман Николь.  Но я согласна – в каком-то смысле он предал маму…

ГОРЬКИЙ. КВАРТИРА НОННЫ. ДЕНЬ.

Нонна держит трехлетнюю Зиночку на руках. Врач прослушивает ее.

Потом садится за стол и с хмурым видом выписывает рецепты.

ВРАЧ. У ребенка дистрофия. Ей не хватает белков: творога, мяса, рыбы. Я не знаю, как вы выкрутитесь. Лекарства мало помогут. Нужно хорошее питание. Но для успокоения совести… моей и вашей – можете купить. Вреда не будет. (Протягивает Нонне рецепт.)

НОННА (бесцветным голосом). Спасибо.

ВРАЧ (встает, точно оправдываясь). Вы о чем думали, когда рожали?! Третий ребенок! Время-то какое… Посмотрите, сколько на улицах беспризорников, такого даже в революцию не было… Смертность сумасшедшая… Скоро мы все вымрем, как динозавры!

Она оглядывается на прощанье и вдруг видит в углу комнаты на потолке роспись водоподтека, которую в свое время сделал Леонид.

ВРАЧ. Боже, а это что? Пауки!!! У вас потолок протекает! Это же сырость! Опасно для ребенка. Вы прямо, как дети подземелья…

НОННА (слабо улыбнувшись). Да это нарисовано. Андеграунд, знаете?

ВРАЧ (после выразительной паузы). Не знаю! И знать не хочу! (Уходит.)

ПАРИЖ. АВТОБУС.

Вечереет. На улицах кое-где уже начинают зажигаться фонари.

Автобус проезжает через кварталы, населенные беженцами и эмигрантами.

ЗИНА. Смешно, но тогда маму часто упрекали, что она нарожала много детей. Это всего трое – много! А уж что натерпелась тетя Таня – что она «разводит бедность и нищету»…

ВИТАЛИЙ. Да, тогда в моде было один ребенок в семье. Это послевоенное поколение подготовило нам такую демографическую яму!.. Я ж говорил, меня засадили обсчитывать все эти «семейные ценности», «материнские капиталы» и «демографические ямы»…

ЗИНА. «Демографическая яма» – это  когда детей не хотят рожать?

ВИТАЛИЙ. Нет. Это то время, когда в прошлом рождалось мало детей, потом, в будущем, лет через двадцать, это отзывается тем, что нет притока свежей силы, то есть мало людей трудоспособного возраста… Вот мы с тобой как раз к  такому поколению и относимся, из этой «ямы»… Много стариков и детей, а как мы их будем кормить, если мало рабочих рук?

ЗИНА. И что же делать?

ВИТАЛИЙ. Изыскивать какие-то новые ресурсы, технологии…

ЗИНА. …или распродавать накопленные богатства, да?

ВИТАЛИЙ. Ты боишься, что картины твоего отца уйдут за границу за бесценок, ну, условно говоря? Что всё сюда уплывёт, как когда-то – «философские пароходы», «волны эмиграции», картины, иконы, всякие таланты? И тогда наши дети будут жить в чужом для них мире? (Он кивает в сторону стоящих на автобусной остановке арабских детей.) Свято место пусто не бывает!

ЗИНА. Да, боюсь.

Автобус мчится по загородному шоссе к уютному предместью, где в зелени и цветах утопают красивые, классической архитектуры, особняки богатых французов.

ВИТАЛИЙ (обнимает ее и целует). Не бойся. Мы что-нибудь придумаем! Часто приходят какие-то совершенно непредсказуемые решения…

ЗИНА. А! Инсайты?

ВИТАЛИЙ. Вот именно!

ЗИНА (кричит по-французски, шоферу). Месье, остановите здесь, пожалуйста!

ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ УЛИЦА. (Продолжение сцены.)

Они выходят из автобуса. Зина, быстро сориентировавшись, берет за руку Виталия и идет к знакомому ей зданию. 

ВИТАЛИЙ (горячо, неожиданно для себя). Мы можем потребовать от наших правителей такой политики, чтобы все на Западе, самые умные и честные, кто одурел от его либерализма, эмигрировали бы в Россию. Это как возвратная волна. Ведь после революции русские эмигранты буквально обогатили многие страны своим «русским миром», правильно? — и в области искусства, и области науки. Возможен и обратный процесс – теперь иностранные эмигранты могут дать нам то, чего у нас не хватает. Чтобы мы стали более практичными, деятельными, способными постоять за себя! Комфорт, порядок…

ЗИНА. …денежки!

ВИТАЛИЙ. Вот – и денежки. У них они есть. Пусть привозят и вкладывают. Как в царские времена. Возвратная волна неизбежна!

ЗИНА (смеется). Это твой инсайт? Здорово. Утешил!

Они подходят к небольшому старинному зданию с надписью на французском: «Частная галерея современного искусства Поля Триоле».

ВИТАЛИЙ (открывает перед Зиной тяжелую дверь). Ну, слава Богу, что утешил! А то бы ты, наверное, всю ночь не спала, обдумывала, как вытащить свою страну из демографической ямы…

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГАЛЕРЕЯ. ИНТЕРЬЕР. (Продолжение сцены.)

Зина покупает у консьержки билет. Они поднимаются по лестнице мимо загадочных инсталляций, на которые они не обращают особого внимания.

ЗИНА (она говорит, как бы согласовывая свой рассказ с ритмом своих шагов). А теперь слушай меня внимательно. Самое интересное… Мне уже стукнуло три года. От папы по-прежнему не было ни слуха, ни духа. А он порвал с Николь и тоже – как и мы в своем Горьком – в этом Париже, бедствовал.

ВИТАЛИЙ. Понятно – Россия из моды вышла, в моду стала входить русофобия.

ЗИНА. Папа снимал мансарду где-то на окраине Парижа. С художником Петей Большаковым, своим новым другом. Перебивались случайными заработками: иногда очень дешево продавали свои картины, иногда сидели на Монмартре и рисовали портреты… За это надо было платить аренду, иногда большую, чем заработаешь.

Они идут  по залам галереи…

ЗИНА. Я здесь уже несколько раз была… Между прочим, здесь много наших художников. Посмотри вот на эту… (Они останавливаются возле большого полотна.) И однажды Петя предложил отцу сходить в эту галерею, поговорить с ее хозяином, может, он что-нибудь купит у них. В ожидании, когда хозяин пригласит их к себе в кабинет, они бродили по этим залам. Ну, ты, наверное, догадываешься, что произошло…

ВИТАЛИЙ. Хозяин этой галереи встретил их, скупил у них все картины, они разбогатели…

ЗИНА (улыбнувшись). Ну, нет! Ты же видел папу на нашей свадьбе – разве он похож на богача?! Все было не так. Они входят вот в этот зал – и видят… Вернее, увидел только папа – портрет мамы во весь рост…

ТА ЖЕ ГАЛЕРЕЯ. ФЛЕШБЭК.

Леонид неподвижно стоит перед портретом… 

Женщина среди экзотических растений как будто слегка присела то ли на пенек, то ли на край табурета… Она смотрит на него каким-то удивительным взглядом, который он так талантливо запечатлел, что в нем сквозь печаль виделось глубоко спрятанное ожидание какого-то чуда…

К Леониду подходит Петя Большаков.

ПЕТЯ. Классный портрет. Чья работа, интересно? (Подходит ближе к портрету и читает бирку, сначала по-французски, а потом переводит на русский.) «Портрет соседки в стиле Гейнсборо»… Автор…  Леонид Плотов… (Удивленный, поворачивается к Леониду.)  Ничего не понимаю! Это что — однофамилец?

ГОРЬКИЙ.  НОЧЬ. КОМНАТА НОННЫ.

Нонна спит. Вдруг слышится шум подъезжающего такси, и ее темная комната освещается  большими разводами от светящихся фар. И вскоре раздается  короткий неуверенный звонок в дверь. Она вскакивает, прислушивается… Звонок повторяется.

Нонна накидывает халат, выходит в коридор.

КОРИДОР. (Продолжение сцены.)

Она подходит к двери.

НОННА. Кто?

ГОЛОС ЛЕОНИДА. Это я, Леонид, твой сосед.

Нонна дрожащими руками  открывает дверь, потом снимает цепочку. И, наконец, видит его.

Он за эти четыре года мало изменился, можно сказать, даже похорошел, приобрел французский шарм…

Зато она постарела, осунулась и вся как бы сникла.

НОННА (через силу). Ну, ты, Плотов, даешь! А мы уже думали, что ты умер.

Какое-то время они молча разглядывают друг друга.

ЛЕОНИД. Жив, как видишь. Прости, что я ночью.  На дневные рейсы билетов не было. Хотел  в аэропорту покемарить, но потом…

Он проходит в коридор, она закрывает за ним дверь

НОННА. Чего придумал –  спать на вокзалах! У тебя здесь две твои комнаты. Они в полном порядке. Вон, ключи висят… Надолго прилетел?

ЛЕОНИД. Как пойдет…

НОННА. Наверное, устал с дороги? Поставить чаю?

ЛЕОНИД. Нет, спасибо… Мне хочется заглянуть к себе…

НОННА. Конечно, конечно… Иди. Я там ничего не трогала, только иногда там дети играли. Но все твои картины, которые ты оставил, в целости и сохранности.

Она сама снимает ключи с гвоздя и открывает перед ним ту комнату, которую они называли мастерской.

МАСТЕРСКАЯ ЛЕОНИДА. (Продолжение сцены.)

Нонна включает свет.

Он входит. Невольная улыбка появляется на его лице.

Комната сияет чистотой.  Цветы в кадках разрослись, на  стенах висят его картины – в центре «Танцующие на мосту».

ЛЕОНИД (идя вдоль картин). Я же сказал тогда тебе, продавай их, а ты все сохранила…

НОННА (сухо). Я не торгую чужим имуществом. Это ведь уголовная статья. (Выходит из комнаты.)

Леонид провожает ее растерянным взглядом и опять начинает рассматривать свои работы.

Он доходит до подоконника, на нем лежит забытая кем-то кукла, как на картине Добужинского. Он поднимает куклу, непонимающе смотрит на нее, потом кладет обратно и продолжает идти вдоль ряда своих произведений…

Снова останавливается около окна и долго задумчиво смотрит в него. За окном уже брезжит бледное утро, моросит мелкий дождь.

КОМНАТА НОННЫ. РАННЕЕ УТРО. 

Нонна в своей комнате  тоже долго стоит у окна, как будто что-то ждет…

Ложится. в кровать. Какое-то время она смотрит широко раскрытыми глазами в потолок.  Ее лицо ничего не выражает. Только заботу о будущем дне…

КОМНАТА ЛЕОНИДА. УТРО.

Леонид просыпается от чьего-то пристального взгляда.

В снопе утреннего света перед ним стоит маленькая девочка в батистовой длинной ночной рубашечке и внимательно рассматривает его. В руке у нее та самая кукла, которую он видел на подоконнике своей мастерской.

ЛЕОНИД (удивленно). Ты кто? Ангел?

ДЕВОЧКА. Нет, я Зиночка. А ты кто?

ЛЕОНИД. Я здесь живу. Меня зовут Леонид.

ЗИНОЧКА (вдруг кричит).  Мама, мама! У нас какой-то дядя появился. Я его боюсь.

На ее крик появляется Нонна.

НОННА. Ты сама кого хочешь испугаешь! (Уводит девочку.)  Нечего тебе здесь делать без спроса. Пойдем завтракать!

Какое-то время Леонид сидит на своей постели, задумавшись. Потом встает. Одевается. Проходит в ванную.

ВАННАЯ. (Продолжение сцены).

Леонид долго принимает душ, потом причесывается, потом долго сидит на краю ванны, прислушиваясь к голосам на кухне…

ПАРИЖ. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГАЛЕРЕЯ. ИНТЕРЬЕР.

В галерее народа почти нет. Только иногда редкий посетитель на минуту застывает у какой-нибудь картины.

Зина и Виталий долго стоят  перед портретом ее матери…

ЗИНА. Когда он увидел ее, такую усталую и жалкую, он вдруг почувствовал, что никогда его чувство нежности и вины перед ней не было таким острым, так он мне, по крайней мере, говорил. Но мама решила не питать иллюзий на его счет…

ГОРЬКИЙ. КУХНЯ В КВАРТИРЕ НОННЫ. УТРО.

ЛЕОНИД (осторожно входя на кухню). Я не помешаю?

НОННА (сурово). Нет. Садись, выпей чаю. Надо поговорить.

ЛЕОНИД (садится за стол.) Я слушаю, очень внимательно.

Разговаривая с Нонной, он не спускает заинтересованного взгляда с девочки, которая сидит за столом и ест кашу.

НОННА (наливая ему чай). Ты так себя ведешь, словно виноват передо мной.  Но ты ни в чем не виноват. Мы же договаривались – ты свободен!  Я свое слово держу. Но ты тоже должен держать свое слово. Нам надо оформить наш развод, и потом ты должен помочь найти размен, как обещал: мне отдельную двухкомнатную квартиру. А сам, как хочешь.

ЛЕОНИД. А если я не хочу ни развода, ни размена?

НОННА (после паузы). А чего ты хочешь?

ЛЕОНИД. Нонна, эта девочка ведь моя дочь?

НОННА. Да.

ЛЕОНИД. Я сразу почувствовал, как увидал ее. У меня где-то была детская фотография, так там я, как две капли воды – она.

НОННА. Да, она на тебя похожа, все так говорят.

ЛЕОНИД. Кто все?

НОННА. Татьяна. Соседи. Мои мальчики.

ЛЕОНИД. Кстати, где они? Они уже совсем большие стали!

НОННА. Ушли в школу.

ЛЕОНИД. Я им подарки привез, лаптопы, такие машинки, компьютеры, обалдеют. И тебе тоже, чуть не забыл…

Он вышел в коридор, где, как приехал, так и оставил свой рюкзак.

Внес его на кухню и стал доставать оттуда свертки.

ЛЕОНИД. Вот… тебе духи, «Шанель» №5.

НОННА (смущенно). Спасибо, у меня никогда не было французских…

ЛЕОНИД (протягивая ей еще один пакет). А здесь платье. Не знаю, подойдет ли. По выставкам ходить.

НОННА. Ну, это уже слишком.

ЗИНОЧКА. А мне подарок?

ЛЕОНИД. А тебе? Мы сейчас позавтракаем и пойдем с тобой в магазин и купим то, что ты хочешь.

ЗИНОЧКА. Лисичку, рыжую.

ЛЕОНИД. Хорошо, лисичку, рыжую.

Нонна сидит за столом какая-то бездыханная и теребит край пакета с платьем. Зиночка, почувствовав состояние матери,  карабкается ей на колени и обнимает, тревожно заглядывая в глаза.

ЛЕОНИД. Классная девчонка получилась. Она похожа на девочку с моей картины «У пруда», помнишь, которую мы твоему Игорю продали.

НОННА (тихо). Только там были две девочки, одну убили.

ЛЕОНИД (после паузы). Альбина сказала? (Нонна ничего не ответила.) Ты никогда не сможешь простить меня?

НОННА. Я тебе уже сказала, что ты ни в чем передо мной не виноват – у нас все, как мы договаривались… Просто ты когда-то жаловался мне, какое жуткое у нас правительство, мы, народ, страна – как нелюбимые дети. А своих собственных детей мы любим? Если мы убиваем своих собственных –  стоит ли нам так убиваться, что нас не любят?

ЛЕОНИД. Ты умница, Нонна… Я много всего передумал за эти четыре года. Иногда я думаю, как земля носит такого урода, как я?

ЗИНОЧКА. Мама, дядя не урод!

НОННА (сквозь закипавшие слезы, дочери). Это не дядя. Это твой папа.

ЗИНОЧКА (заинтересованно). Мой папа? Как у Веры и Киры?

НОННА. Ну, почти. Если хочешь,  обними и поцелуй его.

Зиночка послушно соскакивает  с ее колен, подходит к Леониду и протягивает к нему ручки. Он нагибает голову, она обнимает его за шею и целует. Он порывисто хватает ее на руки и крепко обнимает. Плечи его содрогаются  от рыданий…

ПАРИЖ. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГАЛЕРЕЯ. ИНТЕРЬЕР.

ВИТАЛИЙ (глядя на портрет Нонны). И они стали жить да поживать и добра наживать?

ЗИНА (улыбнувшись). Ну, насчет добра я бы не сказала. Мы всегда жили у черты бедности, как сейчас говорят. Папа очень полюбил меня и много мною занимался, учил живописи, много рассказывал о ней… Но больше всего он любил меня рисовать. 

ГОРЬКИЙ. МАСТЕРСКАЯ В КВАРТИРЕ НОННЫ. ДЕНЬ.

Леонид пишет портрет маленькой Зины. Она рассматривает картинки в какой-то книжке. Вдруг кисть замирает в его руке — Леонид прислушивается к голосу диктора, доносящемуся из телевизора… Вот он встает и через коридор идет в комнату Нонны.

ГОЛОС ЗИНЫ (на этом фоне продолжает). Но художником я не стала, зато увлеклась историей искусств. Папа так и не стал знаменитым, он известен, как говорится, только в узком кругу специалистов. Но я хочу стать его арт-агентом, кончу институт и стану. Знаешь, что это? Буду всячески рекламировать и пробивать его картины. Ты представляешь, сейчас почти все богатые русские за огромные деньги заказывают в Италии какие-то чудовищные безвкусные огромные полотна с конями и голыми наездницами, или там что-то из мифологии – а наши художники живут в нищете, их картины не покупают, хотя они-то и представляют настоящую ценность…

КОМНАТА НОННЫ. ДЕНЬ. (Продолжение сцены.)

Нонна сидит перед телевизором и смотрит, как происходит инаугурация президента в 2000 году.

ГОЛОС ЗИНЫ. Мама по-прежнему работала в библиотеке, а папа устроился художником-оформителем в какой-то научный журнал. Они обвенчались, и только тогда мама почувствовала себя женой, а не соседкой.

Леонид входит в комнату Нонны и встает за ее спиной. Теперь они вдвоем смотрят телевизор…

ГОЛОС ЗИНЫ (продолжает). Впрочем, сейчас они, несмотря на свои мизерные пенсии,  живут хорошо. Мои братья Саша и Женя неплохо зарабатывают и помогают им. Можно даже сказать, балуют.

ПАРИЖ.  ХУДОЖЕСТВЕННАЯ  ГАЛЕРЕЯ.  ИНТЕРЬЕР.

ВИТАЛИЙ (Зине). Знаешь, что удивительного в этой истории?

ЗИНА. Что?

ВИТАЛИЙ. Наши родители ведь послевоенные дети?  И почему-то от этого поколения очень мало осталось имен. Я давно задумывался над этим. Какое-то слабое беззащитное поколение, перечеркнутое…

ЗИНА (подхватывает). … потерянное. Или невостребованное!

ВИТАЛИЙ (продолжает). Но вот сейчас я думаю, что на самом деле это не совсем так. Я догадываюсь, что где-то в глубине архивов этого поколения таится много неизведанного и прекрасного: картин, книг, фильмов, научных открытий…

ЗИНА. Да-да! Знаешь, какую тему я выбрала для своего диплома? (Торжественно.) «Русская богема конца двадцатого века. Неизвестные имена».

ВИТАЛИЙ. Круто!

ЗИНА. Мне много подсказывает папа про художников, и много мама про поэтов и писателей.

ВИТАЛИЙ. Здорово! Потом дашь почитать.

ЗИНА. Обязательно. И я верю, настанет час, когда мы все это увидим, прочитаем и узнаем. И мы увидим, что они не напрасно бедствовали, не напрасно страдали, что они  готовили для нас жизнь ясную, правильную… такую жизнь, которая может быть только у любимых детей!

ВИТАЛИЙ. Ты говоришь так, как будто читаешь монолог Сони из «Дяди Вани» Чехова…

ЗИНА (смеясь). И точно!  А хочешь, почитаю тебе из Ирхина,он умер в 76 лет, так и не став известным стране. Но, слава Богу, недавно его дочь издала двухтомник его стихов. Почитать?

ВИТАЛИЙ. Почитай, почитай! Тут мы одни во всем музее. (Пользуясь, что она, чтобы сосредоточиться, опустила голову, включает «видео» на смартфоне и ставит его рядом  с собой на стойку с живыми цветами.)

ЗИНА (поднимает голову и читает стихи, обращаясь к Виталию.)

И — Господа благодарить,

что взор всегда отыщет чудо,

что Бог во всем, и пир – повсюду,

и жизни смысл — любить, любить.

Благодари, благодари

в степи стога, а в море — волны,

что эти дни еще твои

на полный взмах и вдох на полный!

Воспой судьбу. Ревмя воспой,

но не останься безответным.

Ведь этот день мог быть последним,

а ты живой, а ты — живой!

Женщина с портрета продолжает смотреть на них своим удивительным  взглядом, словно, и правда, ожидая какого-то чуда…

А вдали в дверях зала стоит старенькая консьержка и с тревогой и удивлением смотрит, что это там делают эти «ненормальные русские»?

Поняв, что «шоу» закончилось, она говорит «браво!» и делает несколько слабых хлопков…